— Да, — с чувством согласилась она, — я тебеочень признательна. — Даже в своем нынешнем состоянии он был действительновзволнован при мысли о той опасности, которой она подвергалась; ну конечно, онбыл очень славный.

Они брели дальше, ощущая рядом ненавязчивое присутствиесмерти. Каждый делал все, чтобы спасти другого. В это самое время Нэнси натеррасе удалось перехватить страшные движущиеся ладони, и магическое заклинаниеветра и снега вырвалось из рук нерадивого практика и оказалось на свободе:десятибалльный шторм вышел из-под контроля.

К счастью для двоих, пробивавшихся сквозь метель, к этомувремени они были уже около подъездной аллеи; к еще большему счастью, безумнаяпляска стихий оказалась немного слабее именно вокруг них. Но когда брат ссестрой уже повернули к дому, м-р Кенинсби почти выбился из сил; толькорешимость Сибил не позволила ему остановиться совсем. Да, конечно, онапоклонялась Любви, но это не мешало мыслям о том, что если котенок еще развыпустит когти, ей придется забыть, что она любит его. Котенок же выпускалкогти всякий раз, когда Лотэйр обвисал на ней. «Ну, зачем тебе так уж крепкодержаться, малыш? — молча обратилась она к зверьку. — Ты уже знаешь,что я тебя не брошу. Это жаворонки могут упасть с неба, а тебе-то чего бояться?Лотэйр, дорогой, ты чуть не уронил меня. Котенок, да перестань же ты,пожалуйста. Конечно, если вас обоих это не очень затруднит».

М-р Кенинсби опять решил остановиться. Прямо перед ними,почти неразличимые в слепящей круговерти, показались еще какие-то люди. Похоже,их было трое. Сибил напрягла зрение.

— Я… говорил тебе… — брат с трудом шевелилгубами, — это те люди… с дубинками…

У одного из троих действительно виднелось нечто вродедубинки; только скорее это был все же посох, поскольку человек опирался нанего. У остальных руки были пусты. Они шли примерно в том же направлении,только еще медленнее, чем Сибил с братом.

— По-моему, они направляются к дому, — сказалаСибил и перевела брата на другую сторону. — Хотя как им удалось найтидорогу… Лучше бы нам догнать их, — добавила она.

М-р Кенинсби кивнул. Сознание у него снова помутилось.

— Тогда мы все вместе славно отдохнем, —проговорил он так, что Сибил едва различила слова. — Славно посидим втишине.

В этой мысли — посидеть в тишине — есть что-топривлекательное, призналась себе Сибил. Тем временем прохожие поравнялись сними, и Сибил разглядела в середине маленькой группы женщину, обвисшую на рукахсвоих спутников. Правда, при этом она что-то говорила.

Сибил почти начала разбирать отдельные слова, и тутближайший незнакомец повернул лицо в ее сторону.

— Ральф! — воскликнула она.

— О, здравствуйте, тетушка! — крикнулРальф. — Вот проклятущая погода! Вы-то что тут делаете?

— Гуляем, — пошутила Сибил, но ветер отнес ееслова в сторону. Ральф приглашающе махнул рукой, Сибил кивнула, и дальше онишли уже впятером. Женщина продолжала говорить. Голос у нее оказался настолькорезкий, что преодолевал вой ветра. Ветер, казалось, даже усиливал его.Пронзительные звуки соответствовали тональности пурги; ветер гнал их дальше исловно пел на два голоса со случайной попутчицей. Сибил расслышала: «… приидет,приидет, единое воспрянет…».

Ральф вопросительно взглянул на тетю. Сибил уже узналастранную попутчицу — старую цыганку, которую Генри называл Джоанной. Теперьпонятно, почему они так уверенно вышли к дому. Но какая энергия наполняет ееголос и дух такой силой, в то время как тело беспомощно висит на рукахспутников? Уж конечно не Сибил Кенинсби отрицать расчлененного и рассеянного повсей земле вечно торжествующего Осириса и ту победу, которую бессмертная Любовьпостоянно одерживает над его врагами. Но если эта женщина пела гимн Любви, токаким же диссонансом звучал ее пронзительный голос! Впрочем, в сладостной иронииСовершенства случается и не такое. Ожидаешь одного, а получаешь всегданеизмеримо больше.

Впереди начало вырисовываться нечто темное. Еще несколькошагов — и все сгрудились перед входной дверью: Лотэйр и котенок, Ральф и этидвое, и сама Сибил. Не из благодарности за спасение, а просто ради очередноговластного проявления Любви, Сибил вновь преклонилась в душе перед ее таинством.Она потянула за колокольчик, Ральф принялся стучать в дверь, Стивен, если этобыл он, — заколотил в нее палкой. Лотэйр привалился к дверному косяку.Старуха повернула голову мгновение они с Сибил смотрели друг на друга, и глазаузнавали знаки давних посвящений.

— Совершенно дьявольская погода! — объявил Ральф.

Из глубины дома послышались шаги. Дверь им открыл сам Аарон,и вместе со снежным вихрем люди и звери кое-как протиснулись внутрь. Сибилпомогла брату войти и тут же обернулась, чтобы помочь Ральфу управиться сдверью. Наконец ее заперли. Привалившись спиной к содрогающемуся дереву, Сибилосторожно освободила котенка. Лотэйр повалился в кресло, Стивен сполз на пол попротивоположной стене, а Джоанна, мокрая насквозь, не замечая сугробов на своихплечах, неотрывно смотрела в лицо Аарону.

— Я пришла! — крикнула она. — Я пришла. Тебене удастся спрятать его, Аарон. Я пришла увидеть его пробуждение.

Было около шести вечера. Как только примчалась Нэнси, м-раКенинсби тут же отправили в постель. Обнимая племянницу, Сибил поняла, чтодевушкой овладело какое-то слепое отчаяние. Когда объятия кончились, онаприсмотрелась повнимательнее. Краски сошли с лица Нэнси, глаза были оченьусталыми; сияние, которое лилось из них все последние недели, погасло, адвижения стали тяжелыми и тревожными.

— А где Генри? — между прочим спросила Сибил.

— О, сидит где-нибудь взаперти, — сказала Нэнси итут же замкнулась.

Ральфа представили хозяевам и сразу увели отпаивать грогом иотогревать в ванной. Оказалось, он просто хотел обменяться родственнымипоздравлениями с семьей и вернуться обратно. Однако машину пришлось броситьгде-то неподалеку. Ральф сам слегка стыдился своего порыва и засмущался ещебольше, когда признался Сибил, что своим появлением намеревался порадоватьотца.

— Это же замечательно, Ральф, — тепло сказала она.

— Сам не понимаю, чего меня потянуло? — он пожалплечами. — Просто когда вы уезжали, он выглядел таким постаревшим, какчеловек, который собирается… а, ладно. Ты же знаешь, тетя, ему нравится, когдалюди думают о нем. Я хочу сказать, двум старым Грималкинсам все равно, буду я сними в Рождество или нет. Там вокруг всегда полно народу. А отец словно так иостался при своих сорока, ведь правда?

— А ты на сколько рассчитываешь? — серьезноспросила Сибил.

— Ну, не знаю; скажем, до крепких шестидесяти, принялсяразмышлять Ральф. — Но я на самом деле исключение, тетя Сибил. Я хочусказать…