– Ну и к чему это? – спросил я угрюмо.

Голос в трубке сказал с теплотой:

– А вы совсем не обратили внимания, что в перекрестьеприцела именно вы?.. Еще и высунулись сейчас… Другой бы шмякнулся брюхом напол, ерзал бы, выискивая место позащищеннее… Это у вас храбрость или дурость?

Я буркнул:

– А вам не все ли равно?.. Должно быть понятно, что мнепо фигу ваше прицеливание.

– Это уже понятно, – протянул голос. – Но,может быть, здесь и расчет?.. Понимание и расчет?

– Какой?

– Что стрелять не будем, это однозначно, как говорятмалограмотные. Иначе зачем такая демонстрация?.. Уверяю вас, это только самыйкраешек нашей мощи. Мы в состоянии достать любого… почти любого даже вподземном бункере. Вы – отважный человек, но и вы понимаете, что если можносохранить голову, то лучше ее сохранить.

Внизу народу собиралось все больше, наконец с воемпримчалась милицейская машина, остановилась в сторонке. Фигурки в синемвысыпали и что-то выкрикивали в рации. Хозяин бара с бодигардами оказалсясмелее всех, уже метался вокруг останков джипа, орал, грозился всех поубивать,а милиция наконец начала обносить место взрыва пестрой лентой.

– И что вы хотите? – спросил я снова.

– Сотрудничества, – сказал голос чутьтверже. – Вы успели себя показать как специалист по инфовойне. Мы оценили,так как в одной из операций ваша работа косвенно ударила и по нам. К счастью,только косвенно, да и не по нам, а по одному из наших партнеров, но вашу мощьоценили… Мы хотели бы воспользоваться вашими услугами. Называйте вашу цену. Яне думаю, что наш босс станет торговаться…

– Кто вы, конечно, не скажете?

– Вообще-то могли бы… но разве это важно?

– Тогда чего конкретно хотите?

Донесся легкий шелест, словно на той стороне провода вблизимембраны развернули бумажку. Голос сказал все так же вежливо, уверенно, но ячувствовал, что глаза говорящего быстро пробегают текст. Возможно, дажеотпечатанный не на принтере, а накарябанный от руки:

– Нас прежде всего интересует повышение симпатиинаселения… к дисциплине. Возвращение таких ценностей, как субординация,уважение к старшим… в том числе и к старшим по званию… Откат к старым ценностямпорядочности, девичьей стыдливости… Разгулу сатанинской дерьмократии надо датьотпор, а это, как мы понимаем, можно только через утверждение других ценностей.Но в будущем мы не видим такие ценности, зато в прошлом были на высоте… Как идуховность, православие, соборность…

Я прервал:

– Мне все понятно, кроме духовности и соборности. Васэто удивит, но вовсе не стоило взрывать джип этого кавказца, чтобы убедить меняделать то, что я и без того делаю. Но вот православие вы не заставите меня дажеупомянуть. Без духовности и соборности тоже обойдемся. Я не работаю с миражами.Так можете и передать своему боссу.

Голос в трубке сказал задумчиво:

– По крайней мере, мы начали разговор. Теперь осталосьутрясти статьи договора по пунктам…

– Никаких договоров, – отрезал я. – Вы еще непоняли? Я не принимаю заказы. Я просто вам сообщил, что ваше пожелание мне некажется странным, так как и без ваших пожеланий работаю в близком направлении.

Голос сказал осторожно:

– Вы многое теряете… Оплата очень высокая, а вам,оказывается, не придется даже стараться. Вы походя возьмете и виллу наостровах, и солидный счет в швейцарском банке, и хороший особняк за городом вэлитной зоне… Подумайте, стоит ли вот так?

– Стоит, – ответил я зло. – Кто принимает откого-то деньги, тот сразу теряет независимость. И даже дар творца. За деньгимогут работать даже мастера, но не… не я.

Голос сказал медленно:

– Мне нужно прерваться… для доклада. Но не думаю, чтомоему заказчику это понравится.

– Ему ничего другого не останется, – ответил ягрубо. – Либо человек, который работает… по близкому направлению, либо…труп? Вы хотите сказать, он будет долго думать над выбором?

Я отключил связь, а потом подумал и отключил телефон вовсе.

На самом деле меня, конечно, трясло. И хотя умом понимаю,что смысла убивать меня нет, но ум – это то, что приписываем машинам близкогобудущего, а не свойство человеков, которыми движет все, что угодно, но тольконе ум или даже разум. Этот неведомый босс может оскорбиться, что я не ухватилподачку в виде счета в швейцарском банке. Одно слово человеку на крыше, а тотлишь слегка согнет указательный палец на спусковом крючке…

Черт, а что же камеры фэйс-контроля? Они стоят на всех перекрестках,на входах в метро, на стадионы, в кинотеатры, во все учреждения. Даже наокраинах ставят так, чтобы невозможно проскользнуть под стеночкой. На площадях,где собираются митинги, вэбкамеры сканируют лица всех участников, передают поИнету в банк данных, где за секунды сверяются с портретами разыскиваемыхпреступников.

Сейчас, в век Инета, нарушителю схорониться почтиневозможно, разве что уйти в леса, или же в Харьков, где вэбкамеры поставилитолько на входе стадиона, но в моем случае эти вездесущие камеры, увы, непомогут. Я не могу дать описание внешности, хотя, конечно, разговор записан,эта функция современных телефонов пашет во всю, это дефолтно, а искать винструкции, как отключить – в лом. Правда, даже я могу пропустить свою речьчерез модулятор, никакие аналитики не отыщут первичный тембр. Хотя можно искатьпо другим параметрам, ведь клиент наговорил очень много. То ли лох, чтомаловероятно, то ли чересчур уверен в своем могуществе.

Остаток ночи спал хреново, хоть и не кисейная барышня,мерещилась какая-то хрень, горят города, в небе сталкиваются огромные самолеты,потом на горизонте медленно поднялся оранжевый гриб в наростах, похожих нагнойные нарывы. Я смотрел в ужасе, не мог отвести глаза, хотя понимал, смотретьнельзя, ослепну, надо прятаться, сейчас меня пронижет поток смертоноснойрадиации…

Проснулся, весь дрожа, перед глазами тускнеет и размываетсяэтот зловещий гриб, сердце колотится, как у бегуна на последних метрахдистанции. Барбос дрыхнет возле дивана, не собирается менять привычек, хотя яспросонья периодически наступаю то на лапу, то на ухо.

– Кофе, – сказал я хрипло. На кухне тихо, чтозначит, даже мой голос электроника не распознала, я повторил громче: – Кофе! Ато прибью!

Зажужжало, послышался треск размалываемых зерен, щелкнул,включаясь, тостер, а я пробрался в ванную. Горячая и холодная вода попеременносогнала остатки сна, однако я чувствовал, что даже крепкий кофе вряд ливзбодрит настолько, чтобы прогнать тревожное настроение.

Звякнул телефон, голос Кристины произнес, даже не произнес,а прощебетал игриво-весело:

– Владимир Юрьевич! Везу договоры!.. Я никого не выгонюиз вашей постели?