Захар — сзастывшими глазами и выверну­той шеей — исчез.

Сестры встретилиАлину возле института и в один голос спросили: - Не нашли?

Девушка покачалаголовой.

Первой паройстояло «Естествознание». Алина вошла в огромную аудиторию, прибли­зилась ксвоему столу и увидела на нем белый конверт.

Она открыла его,вынула свернутый попо­лам листок с текстом, размашисто написан­ным краснойручкой:

Здравствуй, Алина!

Ни одно доброедело не остается безнаказан­ным... воистину. Одиннадцать лет я знал, что этотдень когда-нибудь наступит. И он насту­пил. Больше я не могу защищать тебя,оставаясь в тени, потому что враг показал тебе свое лицо. Нам нужно увидеться.Александровский сад. Лю­бое время. Я буду ждать тебя. Не бойся.

Навсегда твой А.

—Что это у тебя? —поинтересовалась Та­ня, выхватывая листок.

- Отдай! — резче,чем хотела, произнесла

Алина.

Подруга безинтереса повертела в руках листок и обиженно вернула, проворчав:

— Вот чудачка,из-за чистого листа готова горло перегрызть.

Алина еще разпробежала глазами письмо. Создавалось впечатление, что у некоего А. то и делопереставала писать ручка.

- Из-за чистоголистка? -  переспросила

девушка.

Таня страннопосмотрела на нее.

- А что,по-твоему, он грязный? — Она су­зила глаза и с усмешкой прибавила: -  Или,может, ты пишешь шпаргалки невидимыми чернилами?

Алина снова прочлазаписку и, пробормо­тав: «Прости, из-за последних событий, я сама не своя», бросиласьк выходу из аудитории.

- Я понимаю! Всенормально! — крикнула вслед подруга, но девушка не остановилась. Получила вгардеробе пальто, а пока натягива­ла его, положила перед старушкой гардероб­щицейписьмо и спросила:

— Видите?

— Что именно,дитя? — сдвигая на кончик носа очки, заинтересовалась старушка.

— Текст! Видите?

Та перевернулалисток и пожала остреньки­ми плечиками.

- А он разве есть?

Желудок закрутило,как барабан в стираль­ной машине, голова сделалась такой тяжелой, что шея вдругзаболела.

Пока бежала понабережной Мойки, в моз­гу стучало: «Навсегда твой А. Навсегда твой А.

Навсегда твой А.»

В Александровскийсад перед Адмиралтей­ством, золотой купол которого ярко сиял на солнце, девушкавошла с бешено колотящимся сердцем. Она несколько раз обошла вокруг ог­ромногофонтана, затем присела на белую ска­мейку. И тогда увидела Его. Он возник из ни­откуда,в точности такой же, как во сне, те же белые волосы, звериные голубые глаза,обрам­ленные выразительными черными ресница­ми, — высокий, статный ипоразительно кра­сивый.

Юноша остановилсяперед ней, не доходя

двух шагов.

- Кто ты? —прошептала Алина, задыхаясь от мощного аромата леса, наполнившего лег­кие.

— Ты знаешь.

Она знала иликогда-то думала, что знает, но то было давно. А потом семейный психолог назвалее веру в особенного друга, который всегда рядом, чтобы защищать, «мечтами ма­ленькойодинокой девочки» и прописал таб-I летки.

Юноша сел рядом и,не глядя на нее, про­изнес:

- Нужно большедоверять себе, Алина.

В его устах ее имяпрозвучало так удиви­тельно привычно, как будто он говорил его ты­сячи раз.

Она мелькомпосмотрела на собеседника, но, встретив его взгляд, опустила глаза и при­зналась:

— Ты мне снишься.

Наверно, за всюжизнь никто не улыбался ей так нежно.

— Я знаю.

После недолгойпаузы Алина достала из кармана пальто смятый листок.

— Почему только явижу письмо?

— Потому что ононаписано кровью обо­ротня. И написано для тебя. — Он поднялся и протянул ейруку. — Идем!

Сколько раз во снеона видела эту ладонь...

Алина резкоподнялась и без раздумий крепко стиснула протянутую ей руку. И в тот миг, когдаих пальцы соприкоснулись, время повернуло вспять, отмотало одиннадцать лет — изамерло только для этих двоих. Они были посреди девственно белого леса — ма­ленькаядевочка с пластмассовой короной, на­детой поверх шапки, и белый волчонок с голу­бымиглазами...

- Как мне тебяназывать? — спросила де­вушка, преодолевая один лестничный пролет за другим.

В темнотесверкнуло пламя голубых глаз.

— Знаешь, я бы ина Пушистика отзывался, но... — Юноша не договорил.

Они остановилисьна последнем этаже пе­ред чердачной дверью. Небольшую площадку тускло освещаломаленькое, заклеенное газе­тами окошко.

— Почему Арес? —сама того не понимая, Алина перешла на шепот. -  Я читала, что в греческоймифологии Аресом звали бога вой­ны.

Ее спутник толкнулплечом дверь и жестом пригласил девушку войти.

- В нашем роду былодин грек, он устано­вил традицию называть сыновей и дочерей именами греческихбогов и богинь. Полагал, что это не только красиво, но и сыграет важ­ную роль вих судьбе. Моя мать назвала меня в честь бога войны — коварной и вероломнойвойны. Если бог — значит, победитель, навер­но, так она думала.

— Но как об этомузнала я? Мне ведь было всего лишь...

— Я тебе сказал.Внушил, если хочешь.

Щелкнулвыключатель, и в комнате, разме­ром не больше пяти метров, с низким потол­ком иобшарпанными стенами, загорелся свет. В углу валялся матрас, застеленный чистойпростыней, рядом лежала стопка еще не распа­кованных комплектов белья. Тут жетри короб­ки с новой одеждой и две фляги с водой. Из уз­кого прямоугольногоокна, расположенного почти под потолком, открывался вид на крыши.

- Ты тут живешь?-  не сумела скрыть изумления Алина, оглядывая скудное убран­ство.

— Иногда ночую. —Арес закрыл дверь на железный засов и немного смущенно предло­жил: — Можешьприсесть на матрац, он чис­тый.

— Я лучше постою.— Она чувствовала себя неловко, а при одной мысли, что на этого са­мого парнянадевала в детстве свои платья и примеряла кокетливые шляпки, ее вовсе бро­салов жар.

- Ты расскажешьмне... — Девушка не зна­ла, что именно хочет услышать сперва, а что потом. Вголове проносилось множество во­просов, но задать она их не решалась или про­стоне находила слов. Арес облокотился на стену и, отстраненно глядя в окно,сказал:

— Наверно, следуетначать с того, что я не имел права привязываться к тебе. Я казню себя за этокаждый день.