— Тебя удивляет, что я бываю так спокойна, совершаясамые жуткие преступления? Ну что ж, не скрою, мне хочется, чтобы ты была также хладнокровна, как и я, и мне кажется, скоро так оно и будет. Вчера язаметила, что тебя поразила, даже ошарашила невозмутимость, с какой я творилавсе эти ужасы, и, насколько помнится, ты даже упрекнула меня в отсутствиижалости к бедняжке Лоретте, которая была жертвой нашего разгула.

Ты должна отбросить прочь свои сомнения, Жюльетта: Природавсе устроила, обо всем позаботилась, она отвечает за все, что ты видишь вокруг.Разве она дала равные силы, одинаковую красоту и грацию всем сотворенным еюсозданиям? Разумеется, нет. Поскольку ей угодно, чтобы каждая отдельно взятаявещь, каждое отдельное существо имели свою собственную форму и своиособенности, она хочет, чтобы и судьбы людей были разные. Невезучие существа,которые угождают нам в когти или возбуждают нашу похоть, имеют своеопределенное место в общем порядке Природы точно так же, как звезды нанебосводе, как солнце, дающее нам свет; поэтому зло совершает тот, ктовмешивается в этот мудрый порядок — ведь никому не взбредет в голову соватьсвой нос в космические дела.

— Но, — осмелилась заметить я, — разве вампонравилось бы, окажись вы в их положении и не найдя ни в ком сочувствия?

— Мне? Я бы страдала без всяких жалоб, — таков былстоический ответ, достойный мыслителя, — и никого бы не молила о помощи.

И если я избранница Природы, если мне не приходится боятьсянищеты, разве не грозят мне, как и всем остальным, лихорадка и чума, война иголод, и бедствия внезапной революции, и все прочие бичи человечества. Поверьмне, Жюльетта, и крепко запомни, что когда я обрекаю других на страдания, когдас улыбкой созерцаю их, это лишь потому, что я научилась страдать сама, страдатьв одиночестве. Сопротивляться глупо и бессмысленно, поэтому надо отдатьсяпромыслу Природы, иными словами — своей судьбе. Природа не призывает нас кмилосердию, она предлагает нам развить в себе силы, чтобы противостоятьиспытаниям, которые она в изобилии припасла для нас. Сочувствие же не только незакаляет нашу душу, не только не готовит ее к испытаниям — оно ееобезоруживает, размягчает, напрочь лишает мужества, которого не окажется внужный момент, когда придется столкнуться с бедами. Тот, кто научился спокойновоспринимать боль других, сумеет также спокойно смотреть в лицо своимсобственным несчастьям, и гораздо важнее научиться страдать самому, нежелибесполезно проливать слезы по поводу чужих страданий. Да, Жюльетта, чем закаленнеечеловек, тем меньше он болеет и тем ближе к истинной независимости; в жизни насподстерегают только две вещи: зло, выпадающее на долю других, и зло, котороевыпадает нам; стойко принимай первое, и второе меньше поразит тебя, и ничто несможет нарушить твой покой.

— Тогда, — заметила я, — неизбежнымследствием этого равнодушия будет всеобщее зло.

— Ну и что? В принципе думать надо не о зле и не о егопротивоположности — добродетели, а о том, что делает нас счастливыми, и кольскоро я увижу, что единственная для меня возможность быть счастливойзаключается в том, чтобы предаваться самым ужасным порокам, я без колебаний втот же миг совершу любое, самое немыслимое преступление, потому что, как я ужетебе говорила, Природа диктует мне наслаждаться любой ценой. Если Природасотворила мою самую интимную сущность таким образом, что только несчастье моихблизких может разжечь во мне вожделение, это потому, что она хочет моегоучастия в милом ее сердцу разрушении, ведь она стремится к разрушению — в этомее цель, и цель столь же важная, как и все другие — если она сделала меняпорочной, значит, ей потребна порочность и нужны такие люди, как я, чтобыслужить ей.

— Подобные аргументы могут завести далеко…

— И надо следовать за ними, — тут же парировалаДельбена. — Попробуй показать мне ту грань, за которой они могут статьопасными. Скажем, ты досыта насладилась, утолила свои желания, так чего ещетебе нужно?

— Можно ли наслаждаться за счет других?

— Меньше всего в этом мире меня интересуют другие; я никапельки не верю в эти братские узы, о которых без конца долдонят глупцы, явнимательно изучила их и отвергла раз и навсегда.

— Как! Вы сомневаетесь в этом первейшем законе Природы?

— Послушай, Жюльетта… Воистину, этой девочке недостаетвоспитания и наставления…

Наш разговор был на этом прерван: лакей, посланный моейматерью, пришел сообщить госпоже настоятельнице об отчаянном положении дел внашем доме и о тяжелой болезни моего отца. Мать просила нас с сестрой срочновозвращаться.

— Боже мой! — воскликнула мадам Дельбена. — Ясовсем забыла о твоей девственности, которую надо восстановить. Одну минуту,мой ангел, вот возьми экстракт мирта и натирайся им утром и перед сном. Надесятый день ты будешь снова непорочной, будто только что вышла из материнскогочрева.

Потом она послала за Жюстиной и поручила нас обеих заботамслужанки, а на прощанье просила нас навещать ее, как только будет возможность.Мы расцеловались с настоятельницей и покинули монастырь.

Отец умер, и вам известно, в какие несчастья ввергла нас егокончина: через месяц умерла мать, и мы оказались в беспросветной нужде иодиночестве. Жюстина, ничего не знавшая о моей тайной связи с аббатисой, такжене подозревала о том, что я навестила монастырь через несколько дней посленашего разорения. Оказанный мне прием показал то последнее, чего я еще не зналав характере этой необычной женщины, поэтому, друзья мои, я расскажу о нашейвстрече. В тот день Дельбена была груба со мной. Она начала с того, чтоотказалась открыть ворота и согласилась на минутную беседу через разделявшуюнас решетку.

Когда, удивленная столь холодным приемом, я напомнила ей онаших прежних совместных забавах, Дельбена сказала так:

— Дитя мое, все кончается и остается в прошлом, кактолько люди перестают жить под одной крышей. Поэтому мой тебе совет: забудь обовсем. Со своей стороны хочу уверить тебя, что не помню ни единого факта ислучая, на которые ты намекаешь. Что же до нищеты, которая тебе грозит, вспомнисудьбу Эвфрозины: она даже не стала дожидаться, пока ее заставит нужда, а пособственной воле ударилась в распутство. У тебя выбора нет, так что следуй еепримеру. Больше ничего тебе не остается. Хочу добавить только одно: сделаввыбор, не пеняй на меня, ибо, в конце концов, эта роль может быть не для тебя,может не принести скорого успеха, тебе могут понадобиться деньги и помощь, а яне смогу дать ни того, ни другого.

С этими словами Дельбена круто повернулась и исчезла,оставив меня в недоуменном отчаянии, которое, конечно, было бы не такимглубоким, будь я большим философом, а так меня одолевали тягостные мрачныемысли…

Я ушла, твердо решив последовать совету этого развратногосоздания, какими бы опасностями это мне ни грозило. К счастью, я вспомнила имяи адрес женщины, о которой как-то раз упоминала Эвфрозина в те времена, когда,увы, я и не думала что придется просить у нее помощи, и через час стояла передее дверью.