– Значит, последняя возможность ощутить вкус ardeur'адля меня и быть с другим мастером линии Белль Морт для тебя – сегодня.

Мы кивнули, щека наша потерлась о его руку.

Он отобрал руку – бережно.

– Ты испуган, – сказал он, и лицо его смягчилосьот удивления.

– Да.

– Зачем же ты покидаешь ее?

– Потому что не могу остаться – чтобы оба они меняненавидели.

– Оба?

Мы не могли скрыть слез – только отвернуться. Огюстинопустился на пол рядом с нами, он держал нас, а мы рыдали.

– Не Белль разбила твое сердце. Это Ашер.

За много месяцев мы плакали первый раз. Плакали в егообъятиях, и он целовал нас, снимая наши слезы, и мы искали утешения в техединственных руках, которым верили. В руках единственного друга.

Вернулись воспоминания о них обоих на простынях, но на этотраз это меня не шокировало – я была готова, знала, чего ждать. И знала, чтоэтот Жан-Клод двадцать лет провел в счастливом единении с Ашером и Джулианной.Этот Жан-Клод потерял Джулианну и Ашера – ее сожгли как ведьму, а Ашерапожирала ненависть к Жан-Клоду, что тот опоздал ее спасти. И этот Жан-Клод тожевсе время обвинял себя. Жан-Клод доставил раненого Ашера ко двору Белль Морт,чтобы спасти его жизнь, а платой за спасение было то, что Жан-Клод стал на столет мальчиком для битья. Этот Жан-Клод, лежащий в постели Огюстина, утратил всеи всех, кого любил. Он уцепился за единственное утешение, которое мог найти, ине мне было на него ворчать.

Воспоминание стало бледнеть, потому что не секс был мневажен, не Жан-Клод, даже не Огюстин, а само переживание. Я вынырнула из него, вглотке колотился пульс.

– Если это воспоминание, почему тогда почти больно изнего выходить?

– Не знаю, ma petite, но времени у нас немного.Остановить воспоминание я не могу, но могу его направить. Я хотел, чтобы тыпоняла, что между нами случилось, потому что не могу остановить того, чтослучится сейчас. Мы сражались с ней за время, чтобы смягчить для тебя удар.

– Мы?

Я посмотрела на Огюстина, и в его глазах прочла скорбь, какбывало, читала вожделение в глазах Жан-Клода.

– Мы будем держаться, сколько сможем, Жан-Клод, нопоспеши. Что бы ты ни делал, постарайся быстрее.

Это был голос Ашера, но скорби в нем было не меньше, чем вглазах Огюстина. Я посмотрела на Ашера и увидела на его лице едва заметныекрасноватые следы вампирских слез. И тут я поняла, что воспоминание это пришлоко всем, кто здесь был.

– Прости меня, Анита, – сказал Огюстин и посмотрелповерх меня на Жан-Клода. – Простите меня, оба.

– За что именно? – спросила я.

– За это, – ответил он тихо, и стало так, будтоони оба задерживали дыхание и выдохнули одновременно. Они сбросили щиты, волякаждого из них сломалась, и ardeur вдруг заревел, сжигая нас всех.

Кажется, я слышала смех – мрачный и раскатистый, смех Белльгде-то глубоко-глубоко у меня в голове.

Налетел ardeur, и упала одежда. Сшитые на заказ кожаныеножны слетели с меня со всем прочим, и все мы свалились на ковер, руки и рты, иничего больше. Тяжелый, из стекла и металла кофейный столик отлетел в сторонупушинкой.

Я придавила мускулистое тело Огги к ковру, навалилась голаясверху, ощущая, как он уже тверд и готов, но мне хотелось начать с другогоконца. Мы поцеловались, и губы у него были именно такие полные и спелые, какказались на вид. Целовал он меня осторожно, хотя я знала, что его ведет ardeur,и то, чего ему хочется, осторожным никак не назвать.

Я лизнула его в шею, поцеловала, опускаясь ниже, плечи,грудь. Дошла до сосков, бледных и твердых на выпуклости груди. Никогда я еще небыла ни с кем, кто так серьезно занимался бы железом. Как будто из-за всех этихмышц кожа была более тугой, и труднее было прихватить ее зубами, но труд тогостоил.

Я присосалась к соску, и Огги вскинулся с пола, испустилвопль. Глаза у него расширились, удивленные, руки искали, за что схватиться.Одну эту ищущую руку схватил кто-то, и я знала, кто это, еще до того, как Оггивытащил его на свет. Он притянул Жан-Клода к себе, вниз, и я поползла ниже поего телу. Пролизала, прокусала дорожку по животу, а Огги впился в Жан-Клодапоцелуем – я сделала что-то, от чего он приподнялся с пола, и их ртысоприкоснулись, так что мне было хорошо видно. Никогда раньше не видела, какмужчины целуются – вот так вот. Губами и языком. За все те месяцы, что Ашер былв нашей постели, они пару раз, быть может, подались друг к другу – но тут жеостановились. Но я ни разу не спросила, чьи чувства они при этом щадят – моиили свои. Сейчас, когда Жан-Клод взял лицо Огги в ладони и целовал так взасос…у меня от этого внизу стянуло резко, быстро, почти мини-оргазмом. Одна умнаяподруга мне сказала, что твердить постоянно, будто мне не нравится лежать впостели с двумя мужчинами сразу – глуповато. Случай дамы, которая слишком бурновозражает. Мое тело отреагировало за меня – как только я увидела их поцелуй.Мне говорили, что так бывает с мужчинами, когда они видят поцелуй двух женщин –а я чем хуже?

Я спустилась по телу Огги, закатывая глаза вверх, чтобы видетьэтих двоих. Подошла к длинному, твердому закруглению его тела. Не прямому, аименно закруглению – изящная кривизна загибалась прямо к животу. Он настолькоуже был тверд, что головка обнажилась над шелковой кожицей. Я накрыла ее ртом,втолкнула в рот, сколько вошло, быстро и резко, изо всех сил. Сама я от этогоотдернулась, подавившись, но Огги оторвался от рта Жан-Клода и уставился наменя сверху вниз дикими глазами. Я снова наклонилась к нему, медленнее,наслаждаясь ощущением его у меня во рту, зрелого, толстого, чувствуя, как этакривизна входит мне в горло. И смотрела, как они оба смотрят на меня. ГлазаОгги вылезали из орбит от ощущений, а лицо Жан-Клода было полно наслаждения –да, но и гордости. Его вампирские метки были достаточно открыты, чтобы я знала:он сейчас вспоминает, как усердно и как долго трудился, чтобы достичь вотэтого. Он тут же попытался закрыть метки, насколько это позволял ardeur, но яоторвалась от тела Огги и сказала:

– Нет, не надо, не закрывай. Сделаем это, сделаем все.Он это начал, не мы, но давай закончим, что начато.

– Ты знаешь, о чем просишь, ma petite?

Я кивнула, потом покачала головой, все еще охватывая рукойоснование тела Огги.

– Не знаю, но не стану потом жаловаться.

– Прошу тебя, – с мольбой произнес Огги, – неостанавливайся, Бога ради, не останавливайся.

Мы с Жан-Клодом переглянулись. Какой-то момент он смотрел наменя оценивающим взглядом, потом кивнул:

– Как скажешь, ma petite. Потому что ты права: он заступилза границы гостеприимства. – И строго посмотрел на Огги: – Огюстин плохоймальчик, он напустил ardeur на ma petite.