Сам он быстренько заскочил в оружейную комнату и выбрал двамеча получше. Взял Грайне за локоть:

– Пошли?

Она с вызовом уперлась каблуками в пол, напряглась, всемвидом показывая, что с места не сдвинется. Красивая в гневе, как никогда.

И еще этот венок из ромашек, делающий ее одновременно ипроще, и загадочней. Одна из лучших женщин, встреченных Сварогом в жизни. Воттак-то. И комичность ситуации отошла на второй план, уступив место легкойпечали.

– Унизительно будет для царицы, если ее поволокут, какмешок, два существа низшего порядка… – сказал Сварог.

Подействовало. Грайне пошла впереди, гордо воздев голову,выпятив грудь. Под пыхтенье плетущегося следом Леверлина они спускались поулицам, огибая спящих людей и животных. Возможно, Сварогу и показалось, но разадва он явственно услышал гулкое хихиканье джинна. Он смотрел на чудную фигуркуГрайне и никак не мог поверить, что видит девушку в последний раз. Все так иследовало сделать, понятно, но расставаться с ней было нелегко. Она слишком ужярко и внезапно вошла в его жизнь, очень уж неожиданно пришлось прощаться.Конечно, любые расставания – это одновременно и новые надежды, но…

Он остановился и постучал рукояткой меча по макушке марга.Получился именно такой звук, какой и бывает, если постучать железом по камню.

– Ты мне еще попадешься, – сказала Грайне, необорачиваясь. – Жизнь положу, но поймаю. Что я тогда с тобой сделаю, ты бызнал…

– Мечты, мечты, где ваша сладость… – сказалСварог. – Знаешь, меня устраивало и то, что ты со мной до этого делала, кчему разнообразить?

– Я тебя буду искать днем и ночью…

– Хочешь хороший совет? Не нужно больше плавать заВорота. Есть оружие, против которого не поможет вся ваша храбрость. Даже еслиты не боишься смерти, подумай – можешь остаток жизни провести пленницей, живойдиковинкой при каком-нибудь королевском дворе…

Пусть в крепости они катались как сыр в масле, пустьпленившие их воительницы были необычайными чистюлями и воздух в покоях былчист, но Сварог, оказавшись снаружи, вдохнул свежий воздух с нескрываемымудовольствием. Засиделся он что-то в гостях. Он с удовольствием подставилветерку щеку, с удовольствием повел плечами, словно сбрасывая тяжелые оковы.

Они ступили на мощеный камнем причал, и Сварог, кпревеликому удивлению, увидел на небольшом одномачтовом кораблике какое-тошевеление. Три человека, суетясь и сталкиваясь, ставили парус – двое работаливо всю силу, а третий неловко тыкался обок, помогая им одной рукой, потому чтовторая была перевязана до локтя. Сварог, усмехнувшись, набрал побольше воздухаи гаркнул:

– Хозяина бросаете, прохвосты?

Троица шарахнулась в стороны в поисках какого-нибудь оружия.

Видать, пуще смерти им неволя осточертела. Однако главныйтут же признал Сварога.

– Ваша милость! – радостно завопил капитан. –А мы вот видим, все дрыхнуть завалились, ну и рискнули, благо терять нечего!Вас искать не стали, уж извините.

Леверлин перевалил через борт бочонок, прыгнул на палубуследом за ним. Сварог осторожно уложил Караха у низкого борта, повернулся к девушке:

– Будем прощаться?

Грайне смотрела на него с бессильной ненавистью и явно несобиралась ронять слезы. Вздохнув, Сварог сказал:

– Мне с тобой было чертовски хорошо, но нельзя жедержать живого человека вроде игрушки, пойми ты, чудачка…

Он обнял ее, наклонился и крепко поцеловал в губы, чувствуясебя ужасно виноватым – из-за пощечины, нанесенной по самолюбию юной царицы. Новсе равно не получилось и тени трогательного прощания – вопреки иным авторамчувствительных романов. Грайне ничуть не разнежилась и не прильнула к Сварогу спрерывистым вздохом. Она просто-напросто попыталась двинуть ему коленом в томесто, к которому раньше относилась не в пример нежнее. Хорошо еще, он вовремясообразил, когда она резко отодвинулась, успел увернуться, но все равно победру прилетело крепко.

– А еще царица… – покачал он головой, думая, чтовышло бы не в пример больнее, цапни она его коралловыми зубками вместо поцелуя.

– Ты ко мне еще придешь, – сказала она, охваченнаястрастной надеждой, что когда-нибудь так и случится. – Приползешь, когдаокажется, что та жизнь не дала тебе счастья…

В уголке глаза Сварог заметил у нее крохотную слезинку, ноне сомневался, что это – признак бессильной ненависти, не имеющий к лирикеникакого отношения. Совершенно не зная, что еще сказать и нужно ли что-тоговорить, он помялся и спросил:

– Сколько тебе лет, воительница?

– Девятнадцать. Развяжи руки. Не могу же я остаться воттак… и убирайся, видеть не хочу!

– На свете всегда найдется кто-то, кто сильнеенас… – шепнул ей Сварог на ухо. Разрезал кинжалом шнур, изпредосторожности повернув девушку к себе спиной, прыгнул на палубу и громкосказал: – Урак-Омтар, двигай посудину. Место укажем.

– С какой скоростью? – не преминул уточнитьпедантичный дух огня.

– С обычной. Словно мы идем под хорошим попутнымветром.

Грайне сорвала с головы венок и с ненавистью швырнула его вреку. Венок рассыпался, и ромашки закачались на воде – каждая отдельно.

А еще среди них замелькало оранжевое пятнышко. Это вынул изпетлицы маргаритку и предал ее воде Леверлин. Он тоже прощался с пленившей егознатной воительницей, которая так и не успела появиться на сцене.

С треском оборвался причальный канат, но кораблик нетронулся с места.

– Хочешь, я сделаю так, что она станет думатьпо-другому и уплывет с тобой? – пророкотал джинн.

– Дурак ты, а еще дух огня, – сказалСварог. – Трогай.

Корабль отвалил от причала и, невзирая на мертвый штиль,поплыл к выходу из бухты, задрав нос и пеня воду, словно торпедный катер.Сварог смотрел за корму. Грайне неподвижно стояла у самой кромки причала,смотрела вслед, ее фигурка становилась все меньше и меньше, потом девушкузаслонила башня. Сварог ее больше не видел и подозревал, что не увидит уженикогда. Это оказалось больно, так думать. Он обернулся, хотел распорядиться,но Леверлин уже возлежал у бочки с невесть откуда раздобытым ковшиком, и тут жестояла пустая оловянная чарка. Сварог опустился на колени, повернул медныйкраник, и полилось благоухающее черное вино.

– Ну, за пьянящее дыхание свободы? – спросилЛеверлин.

Прозвучало это как-то уныло. Сварог молча выпил, резкодернув рукой, пролил немного на грудь и смахнул капли ладонью.

– Странно, – сказал Леверлин. – Меня вроде быничем не удивить, исколесил мир и не был обделен вниманием нежного пола, новспомнил вдруг свою рыжеволосую пантеру и подумал – может, другой такой у меняникогда не будет?