На какой-то миг мне представилось фантастическое видение:Магда с легким сердцем отравляет старого свекра в целях разыграть трагедию субийством с собой в главной роли.

Дурацкая мысль! Я тут же отогнал ее в сторону, но у меня вдуше остался какой-то неприятный осадок.

— За мамой нужен глаз да глаз, — сказала София. — Никогда незнаешь, что она может выкинуть в следующий момент.

— Забудь о своей семье, — твердо сказал я.

— Я бы с удовольствием, но это слишком трудно сделать внастоящий момент.

Как счастлива я была в Каире, когда на какое-то время забылаих всех!

В те времена София действительно никогда не упоминала освоем доме и семье.

— Поэтому ты никогда ничего не рассказывала о них? — спросиля. — Хотела забыть их?

— Наверное, да… Знаешь, все мы слишком тесно связаны. Мы…Все мы слишком любим друг друга и этим отличаемся от тех семей, где каждыйсмертельно ненавидит другого. Конечно, ненависть — страшное зло. Но житьразрываясь между противоположными привязанностями едва ли не страшней…Наверное, именно это я и имела в виду, когда говорили, что все мы как-токриводушны и жалки. Помнится, я хотела сказать: все мы не в состоя??иисуществовать независимо друг от друга, не умеем стоять без подпорок и растивверх сами по себе. Все мы какие-то немного изломанные, искривленные…

И вдруг с нами оказалась Магда, которая ворвалась в комнату,с грохотом распахнув дверь и крича:

— Милые мои! Что же вы не включаете свет?! Уже темно!

Она принялась щелкать выключателями, и на стенах и на столахзасияли светильники и лампы. Мы втроем задернули тяжелые розовые занавеси наокнах и очутились в благоухающем королевском будуаре. И Магда упала на диванвосклицая:

— Какая это была невероятная сцена! И как был раздраженЮстас! Он сказал мне, что находит этот семейный совет совершенно неприличным!Мальчики такие странные в этом возрасте! — Она вздохнула. — Роджер — простолапочка. Я его обожаю, когда он начинает ерошить волосы и натыкаться на мебель.Не правда ли, со стороны Эдит было очень мило предложить Роджеру деньги? Врядли она действительно собиралась расстаться с деньгами — это просто жест. Но этострашно глупо… Филип, должно быть, почувствовал себя обязанным последовать еепримеру! Конечно, Эдит готова на все ради семьи. В любви старой девы кплемянникам есть что-то очень трогательное. Когда-нибудь я сыграю одну из этихпреданных семье незамужних тетушек. Излишне любопытных, упрямых и преданныхсемье до мозга костей.

— Наверное, ей пришлось трудно после смерти сестры, —заметил я, не желая быть втянутым в обсуждение очередной роли Магды. — Раз онатак сильно не любила старого Леонидиса.

— Не любила? — прервала меня Магда. — Кто вам это сказал?Она всегда любила его!

— Мама! — воскликнула София.

— Не спорь со мной, дорогая. Конечно, в твоем возрастеестественно воображать, что любовь — это двое прекрасных молодых людей в лунномсвете. — Но мисс Эдит сама сказала мне, что никогда не любила покойного, — настаиваля.

— Может, поначалу и не любила. Она не могла простить сестреэтот брак. Да, у них с Аристидом была своего рода вражда. Но Эдит безусловнолюбила его! Дорогая, я знаю что говорю! Конечно, Аристид не мог жениться насестре умершей жены и все такое прочее… И ему вряд ли вообще приходила в головуподобная мысль. Да и Эдит наверняка тоже не думала на эту тему. Она быласовершенно счастлива, занимаясь с детьми и конфликтуя с Аристидом. Но онастрашно переживала, когда он женился на Бренде. Страшно переживала!

— Не больше, чем ты или папа, — сказала София.

— Конечно, мы все были возмущены этим браком! Конечно! НоЭдит была возмущена больше всех. Дорогая моя, я не раз замечала, как онасмотрела на Бренду!

— Ну-ну, мама.

Магда бросила на Софию нежный, чуть виноватый взгляд —взгляд шаловливого избалованного ребенка — и продолжала, явно не замечая своейнепоследовательности:

— Я решила отдать Джозефину в школу.

— Джозефину? В школу?

— Да. В Швейцарии. Завтра я буду говорить об этом с однимсвоим знакомым. Я действительно считаю: Джозефину нужно немедленно отослать изэтого дома. Вся эта ужасная обстановка ей абсолютно не на пользу. Ребенок онаболезненный и слишком впечатлительный. Ей необходимо общение со сверстниками.Веселая школьная жизнь. Я всегда так считала.

— Дедушка категорически запрещал отдавать ее в школу, —медленно проговорила София.

— Милый старый дорогуша любил держать всех нас подприсмотром. Старые люди часто эгоистичны в этом смысле. Ребенок должен растисреди детей. К тому же в Швейцарии прекрасный, здоровый климат… И всякие зимниевиды спорта… Чудесный воздух и гораздо, гораздо более хорошие продукты!

— Но сейчас ведь, наверное, трудно устроить ребенка вшвейцарский пансионат? — спросил я.

— Чепуха, Чарлз! Существует специальная организация,занимающаяся этими вопросами. И потом в Лозанне живет Рудольф Альстир! Япозвоню ему завтра, и он все устроит. Джозефину можно будет отправить уже кконцу недели.

Магда взбила диванную подушку, мило улыбнулась нам, подошлак двери и, обернувшись, одарила нас совершенно чарующим взглядом.

— Ах, дорогие мои! — восторженно произнесла она. — Подумайтелучше о цветах… О синих горечавках и белых нарциссах…

— Это в октябре-то? — спросила София, но Магда уже ушла.

София облегченно вздохнула.

— Да, — сказала она. — Мама, конечно, чрезвычайноутомительна. Вечно носится с какими-то внезапными идеями, посылает в разныеконцы света тысячи телеграмм с тем, чтобы все было улажено в мгновение ока.Зачем ей понадобилось так срочно отсылать Джозефину в Швейцарию?

— Но в ее рассуждениях есть здравый смысл. Полагаю, общениесо сверстниками пойдет Джозефине на пользу.

— Дедушка так не считал, — упрямо сказала София.

Я почувствовал легкое раздражение.

— Но, милая София, неужели по-твоему девяностолетний старикмог лучше всех судить о том, что необходимо для благоденствия ребенка?

— Дедушка мог судить лучше всех о благоденствии любого членасемьи, — ответила София.

— И лучше тети Эдит?

— Нет, наверное, не лучше. Тетя Эдит оказывает предпочтениешкольному воспитанию. Да, Джозефина — довольно трудный ребенок… Эта ужаснаяпривычка подсматривать и подслушивать… Но я все-таки думаю, ее испортили этидурацкие игры в сыщиков…