Эдит де Хэвилэнд встала.

— Полагаю, мы достаточно подробно обсудили эту тему.Железные нотки в ее властном голосе всегда оказывали свое действие. Филип иМагда поднялись. Юстас неторопливо направился к двери, и я впервые обратилвнимание на некоторую скованность его походки. Мальчик не то чтобы прихрамывал,но передвигался неровными, скачущими шагами.

Роджер взял Филипа под руку: Спасибо, Фил, за предложениепомощи! — И братья вышли вместе.

— Дурацкая нервотрепка! — пробормотала Магда, удаляясь вследза ними. София сказала, что должна распорядиться насчет моей комнаты, и ушлатоже.

Эдит де Хэвилэнд поднялась с места, складывая свое вязание.Старая леди посмотрела на меня, и мне показалось, она хочет заговорить со мной.Ее взгляд был почти умоляющим. Но потом тетя Эдит вдруг передумала, вздохнула ивышла из комнаты вслед за остальными.

Клеменси подошла к окну и стояла там, глядя в сад. Яприблизился и стал рядом с ней. Она чуть повернула голову в мою сторону.

— Слава Богу, все кончено, — произнесла Клеменси и,помолчав, добавила с отвращением: — Какая все-таки нелепая комната!

— Вам не нравится?

— Я здесь задыхаюсь. Здесь всегда стоит запах полумертвыхцветов и пыли.

Наверное, Клеменси была не вполне справедлива к этойкомнате, но я понял, что она имеет в виду. Все дело определенно заключалось вособенности интерьера.

Это была комната истинной женщины: экзотичная,кокетливо-нарядная, надежно укрытая от порывов холодного ветра. Мужчина здесьне мог бы чувствовать себя в своей тарелке. Среди этих пышных декорацийневозможно было расслабиться, читать газеты и курить трубку, беззаботно вытянувноги. Тем не менее я предпочел бы гостиную Магды пустым холодным комнатам Клеменсинаверху. То есть я вообще отдавал предпочтение роскошному будуару переданатомическим театром.

— Это же просто сцена с декорациями, — продолжала Клеменси,оборачиваясь. — Подходящий интерьерчик для разыгрывания сцен в духе МагдыЛеонидис. — Клеменси взглянула на меня: — Вы же, наверное, поняли, что здесьсейчас происходило? Акт второй. Семейный совет. Его организовала Магда безвсякой в том необходимости. Говорить было не о чем, и нечего было обсуждать.Постановка закончена.

В ее голосе не слышалось печали — скорей удовлетворение.Клеменси поймала мой взгляд.

— О, неужели вы не поняли? — нетерпеливо спросила она. — Мыс мужем свободны — наконец-то свободны! Неужели вы не поняли: долгие годыРоджер был несчастен — совершенно несчастен?! Его никогда не тянуло к бизнесу.Он любит лошадей, коров и бесхитростную деревенскую жизнь. Но он обожал своегоотца — они все его обожали. Вот что неладно в этом доме: слишком уж тут сильночувство семьи. Не хочу сказать, будто старик был тираном, который терзал и запугивалсвоих детей. Вовсе нет. Он дал им деньги и свободу. Но он был им предан всейдушой. А они были преданы ему.

— Разве это плохо?

— Думаю, да. Когда дети вырастают, родители должны отойти всторону, вычеркнуть себя из их жизней, заставить их забыть себя.

— Заставить? Довольно крутая мера, вы не находите? Развепринуждение не одинаково неприемлемо в любой форме?

— И если он не смог стать для своих детей такой личностью…

— Но ведь он был личностью, — заметил я.

— Да. И слишком сильной для Роджера. Роджер преклонялсяперед отцом, выполнял все его прихоти. Он хотел быть достойным сыном своегозамечательного отца. И не мог. Мистер Леонидис передал ему свою радость игордость — фирму по поставкам. И Роджер отчаянно пытался не ударить в грязьлицом. Но у него нет никаких способностей к предпринимательству. В деловыхвопросах Роджер — скажем прямо! — просто дурак. И это разбивало его сердце.Долгие годы бедняга страдал, видя, как дела фирмы неуклонно катятся под гору, изкожи лез вон, пытаясь поправить положение. Он постоянно носился с какими-то„блестящими“ идеями и проектами, которые всегда с треском проваливались… Этоужасно — из года в год осознавать себя неудачником. Вы не представляете себе,как Роджер был несчастен все это время! А я очень даже хорошо представляю. —Клеменси снова повернулась ко мне: — И вы действительно могли предположить, чтоРоджер убил отца из-за денег?! Ведь это просто… Просто нелепо!

— Теперь я это понимаю, — смущенно признался я.

— Когда Роджер узнал, что фирма находится на гранибанкротства, он впервые за долгое время вздохнул облегченно. Да-да! Еговолновала единственно реакция отца — и больше ничего. И он с радостью инадеждой глядел в наше с ним будущее. — Лицо женщины дрогнуло, и голос еесмягчился.

— И куда вы собирались ехать?

— На Барбадос. Там недавно умерла моя дальняя родственница.Она оставила мне крохотное поместье — о, действительно крохотное! Но по крайнеймере есть куда ехать. Пусть мы жили бы очень бедно, но зарабатывать себе нахлеб мы всегда сумели бы. И там мы были бы одни, вдали от всех Леонидисов… —Она вздохнула. — Роджер смешной. Он всю жизнь беспокоится о том, что мне нехватает денег. Наверное, леонидисовское отношение к богатству слишком глубокозасело в его сознании. Мы с моим первым мужем жили очень бедно, и Роджерсчитает, что я благородно приносила себя в жертву! И он не понимает — именнотогда я и была счастлива, по-настоящему счастлива! И все же… Я никогда нелюбила Ричарда так сильно, как люблю Роджера.

Глаза Клеменси были полузакрыты. Я почти физически ощущалсилу ее сдержанной страсти.

Наконец она открыла глаза и посмотрела на меня:

— Так что, вы видите, я никогда никого не стала бы убиватьиз-за денег. Я не люблю деньги.

И она имела ввиду именно то, что говорила. Клеменси Леонидисотносилась к тем редким людям, для которых деньги ничего не значат, которые нелюбят роскошь, предпочитают ей суровую простоту обстановки и подозрительноотносятся ко всякого рода приобретениям.

Но все же для многих деньги хоть и не имеют ценности сами посебе, но важны как средство, дающее силу и власть.

— Вы можете не желать денег для себя, — осторожно сказал я.— Но ведь их можно вложить в важные и интересные предприятия — например, внаучные исследования.

Мне казалось, Клеменси должна быть фанатически предананауке, но она ответила:

— Не думаю, что вложения капитала в науку приносят особуюпользу. Стоящие открытия обычно делаются по вдохновению энтузиастами,преданными идее людьми. Дорогое оборудование и тщательная подготовка кэкспериментам не так эффективны, как вы полагаете. Вложенные в науку деньгипопадают, как правило, не в те руки.