немного подросла, Его Величество сажал ее к себе на колени во время каждой трапезы и кормил ее завтраком, обедом и ужином, – за исключением тех дней, когда ей нездоровилось из-за простуды. До самых последних своих дней она всегда ела за одним столом с отцом. Куда бы Его Величество ни отправился, принцесса всегда сопровождала отца, сидя с ним вместе в одном паланкине, экипаже, на королевском корабле, на яхте и т. д. Взрослея, она становилась благоразумнее остальных детей ее возраста. И своему любящему почитаемому отцу она всегда и во всем, насколько было в ее силах и возможностях, платила заботливым вниманием и любовью. Она хорошо знала традиционную сиамскую литературу, которую начала изучать с трех лет; а в минувшем году стала посещать английскую школу, и ее учительница, леди Л., отмечала, что она усваивала знания лучше, чем остальные королевские дети. И по-английски она произносила слова и говорила точно и правильно, чем несказанно радовала свою учительницу, и та, потеряв свою любимую ученицу, теперь пребывает в глубокой скорби.

…Увы! Ее жизнь оказалась очень короткой. Ей было всего 8 лет и 20 дней, то есть от рождения до часа смерти она прожила в этом мире 2942 дня и 18 часов. Но известно, что природа человеческой жизни подобна пламени свечи, которое горит на открытом воздухе, ничем не защищенное ни сверху, ни с какой другой стороны. Каждому суждено пройти этой дорогой, и будет ли его путь короток или долог, предсказать невозможно. Увы!

Большой Королевский дворец, Бангкок

16 мая 1863 г. (от Рождества Христова)

* * *

Вскоре после того, как нашу дорогую Фа-йинг отняли у нас, к нашему дому подплыла та же королевская баржа с теми же рабынями, которые призвали нас к смертному одру принцессы. Теперь Его Величество поручил им отыскать нас и привезти во дворец. Нам было велено поспешить. Прибыв туда, мы увидели, что школьный павильон необычно убран цветами. Стул, на котором я обычно сидела, покрасили ярко-красной краской, а его спинку, подлокотники и ножки увили свежими цветами. Книги, по которым Фа-йинг еще недавно занималась, аккуратно разложили перед моим местом за столом и поместили на них свежие розы и благоуханные лилии. Придворные дамы уведомили меня, что сейчас я буду удостоена высочайшей чести. Не в особом восторге от ожидаемых королевских милостей, которые могли поставить меня в сомнительное положение, я безмолвно позволила усадить себя на нарядный стул, хотя сын возражал, да и у меня самой были опасения, поскольку краска до конца не высохла. Тем временем Его Величество прислал кого-то проверить, явились ли мы во дворец, и, получив удовлетворительный ответ, тотчас же пришел в класс, сопровождаемый моими учениками и огромной свитой из благородных престарелых дам, родных и единокровных сестер, тетушек по отцовской и материнской линиям.

Пожав руки мне и моему сыну, король дал объяснения. Он намеревался меня наградить – за мужество и проявленное благородство, как он выразился, у смертного одра Ее Высочества, его любимой дочери Сомдеч Чао Фа-йинг. Потом, повелев мне оставаться на липком красном стуле в ущерб моему белому платью, он взял концы семи непрядёных хлопковых нитей (их вторые концы были протянуты поверх моей головы и книг почившей девочки в руки семи ее старших сестер), он обмотал ими мой лоб и виски. Затем сделал загадочный жест рукой, в которой держал несколько золотых монет, накапал из украшенной драгоценностями раковины моллюска [94] двадцать одну каплю холодной воды, пробормотал что-то на санскрите и вложил мне в ладонь маленький шелковый мешочек. В нем содержалась информация о благородном титуле и землях (их площадь, описание), которые даруются владельцу титула. После велел мне встать и провозгласил меня Чао Кхун Кру Яй!

Мое поместье находилось в районе Лопбури и Пхра-Бат. Позже я выяснила: чтобы добраться туда, я должна совершить весьма утомительное путешествие через дикие непролазные джунгли верхом на слоне. Посему, мудро рассудив, я великодушно подарила эти земли своим людям, тиграм, слонам, носорогам, диким кабанам, броненосцам и обезьянам. Пусть живут в мире и покое, не обремененные налогами. Сама же я продолжала спокойно следовать ровной стезей учительства, забыв про свой почетный титул. В действительности весь этот ритуал награждения был довольно нелеп. Мне становилось немного стыдно, когда я его вспоминала. Представляю, как глупо я выглядела с обмотанной нитками головой, будто сверток из магазина. А Луи при этом с округлившимися от изумления глазами все умолял меня, чтобы я не соглашалась делать из себя посмешище. В общем, между собой мы с ним договорились никогда не обсуждать эту церемонию.

К слову, о той раковине моллюска. Конх – название, которое в Ост-Индии дали некоторым разновидностям моллюсков voluta gravis. Их вылавливают ныряльщики в Манарском заливе, у северо-западного побережья Цейлона. Существует два вида – пайел и патти. Первые – красные, вторые – белые. Белые ценятся меньше. Эти раковины экспортируют в Калькутту и Бомбей, где их распиливают на кольца разных размеров и носят на руках, ногах, пальцах верхних и нижних конечностей. У индусов буддисты переняли традицию использования раковин на религиозных или политических церемониях. Правда, буддисты используют еще третий вид раковин, которые закручиваются вправо. Они встречаются редко и стоят очень дорого. Спрос на эти раковины, применявшиеся в многочисленных индуистских и буддистских обрядах, был настолько велик, что британскому правительству ежегодно платили шестьдесят тысяч риксдалеров за привилегию добывать их. Но со временем ажиотаж угас, и сумма пошлины стала столь незначительной, что ее перестали взимать. Добыча этих моллюсков теперь бесплатна для всех.

Глава XIV

Бесчинство и предупреждение

Однажды утром наш покой нарушили истошные вопли. Среди них прорывались отдельные внятные слова, и, связав их воедино, мы поняли, что Мунши опять попал в беду. Я выбежала во двор и увидела, что старика жестоко избили по приказу одного из единокровных братьев первого министра за то, что мой слуга отказался пасть перед ним ниц. Измученный Мунши все же нашел в себе силы выразить свое негодование, возмущенно повторяя:

– Я что, животное? Пес неверующий? О, сын Джаффур -хана, как же низко ты пал!

Потрясенная, оскорбленная, я немедленно отправилась к кралахому, бесцеремонно ворвалась к нему и изложила свою жалобу. К моему удивлению и неудовольствию, Его Светлость не придал значения этому вопиющему происшествию, заявив, что Мунши – глупец, что у него нет времени на подобные пустяки и что впредь я не должна беспокоить его по всякое ерунде, которая ко мне не имеет отношения.

Когда он закончил свою раздраженную надменную