речь, я попыталась указать ему на несправедливость его замечаний и на то, что он выставляет себя в невыгодном свете, потакая хулиганскому поведению своих людей. И затем заверила кралахома, что в будущем не стану беспокоить его жалобами, а обращусь непосредственно к британскому консулу. С этими словами я покинула вздорного первого министра, по выходе встретив причину всех наших горестей (его единокровного брата), который шел к нему на прием. Тем же вечером, сидя на нашей маленькой веранде, где было прохладнее, чем в доме, и украшая вышивкой новый сюртук для сына – подарок к его приближающемуся дню рождения, я вдруг почувствовала сильный удар по голове. Оглушенная, я повалилась со стула, перевернув маленький столик, за которым вышивала, и тяжелую Аргандову лампу [95], что стояла на нем.

Очнувшись, я осознала, что нахожусь в темноте, а Луи изо всех своих тщедушных силенок пытается поднять меня с пола, криком призывая на помощь:

– Биби мари! Биби мари!   [96]

Я попробовала встать, но голова кружилась, и я на время затихла на полу, прижимая к себе сына, чтобы успокоить его. Биби, вернувшись с речки, где она купалась, зажгла спичку и обнаружила, что в меня кинули большим камнем около четырех дюймов [97] в длину и два [98] – в ширину. Биби огласила округу гневными причитаниями:

– Сначала мужа чуть не убили, теперь мою госпожу! Потом за меня возьмутся. И что станется с чота баба сахибом [99]?

Но я попросила ее не шуметь, а лучше помочь мне перебраться на диван, что она и сделала, обращаясь со мной мягко и бережно. После чего промыла мою рану, которая кровоточила так сильно, что я, изнуренная, мгновенно провалилась в глубокий сон, хотя один вид моего бледного испуганного сына, настоявшего на том, чтобы дежурить у моей постели по очереди с Биби, в любое другое время не дал бы мне заснуть. Утром, пробудившись, я увидела, что мой родной мальчик, одетый, спит на стуле, положив голову на мою подушку.

Теперь я чувствовала себя гораздо лучше, и, хотя место ушиба на голове было воспалено, я встала и пошла проведать Мунши. Он, конечно, не умирал, как объявила во всеуслышание его жена, но ему сильно нездоровилось. Избиение Мунши – это неслыханный позор и вопиющее бесчинство. Я очень переживала по этому поводу и была охвачена беспокойством, ибо теперь мой наставник-перс умолял, чтобы его отправили назад в Сингапур, и я сомневалась, что Биби отпустит мужа туда одного, хотя надеялась, что они будут рядом со мной все то время, пока я остаюсь в Сиаме. Тщетно я пыталась убедить перепуганного старика, что подобное несчастье вряд ли повторится, он ничего и слышать не желал, но расплакался при виде моей забинтованной головы и заявил, что нас всех ждет верная погибель, если мы задержимся хотя бы еще на один день в стране варваров-кяфиров. Я заверила старика, что моя рана – всего лишь царапина и я не предчувствую новых актов насилия. Все впустую. Мне пришлось пообещать им, что они отправятся в Сингапур следующим рейсом парохода «Чао Пхья».

Однако я сочла благоразумным послать за секретарем первого министра и предупредить его, как должностное лицо, что, если кто-то попытается еще раз совершить произвол в отношении кого-либо из моих домочадцев, я немедленно укроюсь в британском консульстве и подам иск против правительства Сиама.

Мистер Хантер, человек очень обстоятельный, когда он трезв, и совершенно легкомысленный, если бывает навеселе, отнесся к моему заявлению серьезно. В задумчивости он долго смотрел на мою забинтованную голову и на мое лицо, которое покрывала мертвенная бледность, затем вдруг резко развернулся и умчался во дворец первого министра. Возвратился он на следующий день с несколькими экземплярами официального объявления на сиамском языке, подписанного Его Светлостью. В нем говорилось, что любого, кто нанесет ущерб здоровью кому-то из моих домочадцев или оскорбит нас каким-либо другим способом, ждет суровое наказание. Я посоветовала ему оставить пару экземпляров – по-дружески – в доме моего соседа слева, единокровного брата кралахома, ибо это не кто иной как он совершил этот постыднейший акт мщения. Надо было видеть лицо мистера Хантера, когда ему наконец-то открылась истина: в нем отразились негодование, отвращение и презрение.

– Трусливый мерзавец! – воскликнул мистер Хантер и поспешил в указанном направлении.

Самый темный час перед рассветом. Посему мрак, сгустившийся над нашим маленьким семейством, прорезал свет любви, лучившийся из заплаканных глаз Биби, сразу же, как она попрощалась с мужем. Разве может она оставить свою Мэм и чота баба сахиб одних в чужом краю?

Глава XV

Бангкок

Спускаясь по реке Менам (Чао Пхья) от залива, мы минуем Пакнам, уже описанный здесь ранее небольшой, но живописный морской порт, и подходим к городу Паклат-Билу (Маленький Паклат). Он назван так для того, чтобы его не путали с более значительным городом Паклат-Бун, расположенным выше по реке. Его мы сейчас и исследуем на пути в Бангкок. Строго говоря, Паклат-Билу представляет собой просто скопление хижин – бедных жилищ земледельцев и крестьян, выращивающих рис. Тем не менее это стратегически важный пункт – хранилище сельскохозяйственной продукции с плодородных полей и из садов, окружающих город со всех сторон. Собранные на них рис и овощи везут на рынки Бангкока и Аютии. От Паклат-Билу начинается интенсивное движение по реке. Чем ближе к столице, тем больше встречается судов, превращающих Менам в оживленную водную артерию. Динамичная процессия лодок разных форм и размеров, груженных зерном, овощами и фруктами, скользит по реке, подгоняемая течением. Для их управления не требуется особых затрат ручного труда, и они спокойно перемещаются по водной глади от берега к берегу, от селения к селению.

Эти суда разнообразны по конструкции и назначению, но наиболее удобными, а значит, наиболее распространенными считаются рыа-кенг и рыа-пет. Первые во всех отношениях похожи на венецианскую гондолу, а на рыа-пет имеется либо квадратный домик с окнами посередине, либо длинный скругленный плетеный навес вроде тентов на повозках Дикого Запада. По размерам многие достаточно большие, на них вполне может разместиться целая семья с предметами домашнего обихода и товарами. Тем не менее в таких лодках редко можно увидеть более одного человека. Во время приливов и отливов течение убыстряется в ту или иную сторону и само несет суда, а экипажу остается просто рулить. Порой, глядя на громоздкие, перегруженные товаром лодки, кажется, что они вот-вот либо перевернутся, либо куда-то врежутся, однако эти речные люди в совершенстве – на