Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Напротив брахманического вата, на удалении примерно мили, стоят на обширной территории сооружения храма Ван Сакет, где сжигают мертвых. На этой таинственной земле совершается буддистский обряд кремации – с учетом состояния или религиозных предрассудков умерших, – чему предшествуют в той или иной степени ужасные обстоятельства. Широкий канал окружает храм и его дворы, где днем и ночью священнослужители бодрствуют и молятся за духовное возрождение человечества. Говорят, здесь сжигают не только мертвых, но и – тайно – живых, а глубокой ночью в канал сбрасывают останки тех опрометчивых несчастных, которые в безумстве своем осмелились словом или действием выступить против правящей власти Сиама. Никто, кроме членов общины, не приближается к храму после заката, столь глубокий ужас он внушает всем. В глазах смертных – это страшное, отвратительное место, ибо здесь скрепляются самые чудовищные, самые дьявольские клятвы мертвых. Стены храма увешаны человеческими скелетами, земля усеяна человеческими черепами. Здесь также собирают в кучу жуткие останки тех, кто завещал свои тела голодным собакам и стервятникам, которые рыскают или парят, выискивая жертвы, а потом набрасываются на них с рычанием или клекотом. Обглоданные кости собирают и сжигают изгои – смотрители храма (не священнослужители), которые от ближайшего родственника обезумевшего завещателя получают небольшую плату за совершение этого последнего обряда. Таким образом буддистский обет исполнен, «благое дело» сделано.
В Бангкоке, современной столице Сиама, где находится правительство, по наиболее достоверным источникам, двести тысяч плавучих домов и лавок, в каждом в среднем проживает по пять душ, а это значит, что население города составляет один миллион человек. Из них более 80 тысяч – китайцы, 20 тысяч – бирманцы, 15 тысяч – арабы и индийцы, остальные – сиамцы. Эти цифры получены в ходе последней переписи населения, однако абсолютно точными их считать нельзя.
Уникально расположение города, раскинувшегося в живописном месте. После того как Аютия была разрушена, столицей государства сделали Бангкок. Дома поначалу сооружались по берегам реки. Но из-за частых эпидемий холеры один из королей распорядился, чтобы люди селились на самой реке, где они, возможно, смогут жить в относительной чистоте, да и воздух на воде свежее. Очень скоро выяснилось, что это было мудрое решение. С той поры строить дома на берегу стало привилегией членов королевской семьи, местной знати и граждан, пользующихся признанным авторитетом в сферах политики и экономики.
Ночью город окутывает пелена света от тысяч огней, озаряющих широкую реку от берега до берега. Лампы и фонари самых разнообразных форм, цветов и размеров создают сказочную панораму яркой чарующей красоты. Плавучие жилища и лавки, мачты судов, высокие причудливые пагоды и минареты, а также стены и башни Большого королевского дворца сияют и искрятся, являя собой волшебное восхитительное зрелище. Так фантазии и богатство Востока превращают обыденное в диво дивное.
Двойные, а иногда и тройные ряды плавучих домов тянутся вдоль речных берегов на многие мили. Они представляют собой деревянные сооружения, спроектированные и покрашенные со вкусом. Стоят дома на высоких бамбуковых настилах, соединенных вместе цепями, которые, в свою очередь, прочно прикреплены к сваям, вбитым в дно реки. Сама Менам является центральной улицей, а плавучие магазины по ее берегам образуют огромный базар, где на прилавках выставлены самые невообразимые товары из Индии, Китая, Малакки, Бирмы, Парижа, Ливерпуля и Нью-Йорка.
Разумеется, без лодок и каноэ обитателям этих домов никак не обойтись. У представителей знати их целые флотилии. Возле каждой маленькой хижины на воде стоит на привязи каноэ – для визитов и передвижения по городу с целью выполнения каких-то дел. В любое время дня и ночи от дворца и к дворцу движутся плавучие караваны, и всюду реку оглашают крики торговцев и посредников на невзрачных суденышках, предлагающих свои товары и услуги.
Ежедневно на восходе солнца флотилия каноэ с бритыми мужчинами в желтых одеждах останавливается у каждого прибрежного дома. Это монахи собирают продукты себе на пропитание, которые жертвуют им миряне. Жители Бангкока кормят не менее двадцати тысяч священнослужителей.
В полдень город внезапно замирает, наступает тишина. Мужчины, женщины, дети, буквально все устраивают себе отдых. В удушающей жаре тропического полудня даже скот становится вялым и ищет тенистые уголки, укладываясь спать под сенью деревьев. Прекращается и громкий лязг грузоподъемных машин. В этот дремотный час безмолвие нарушает лишь журчание воды в сверкающей на солнце реке, текущей между курящимися берегами.
Примерно в три часа дня поднимается ветер, несущий свежесть на испекшуюся пересохшую землю. Своим благотворным дыханием он взбадривает животных и возрождает к жизни растения. Плавучий город просыпается, и оживление, еще более шумное и деятельное, нежели утром, длится до глубокой ночи, которая в Бангкоке наполнена весельем и развлечениями.
Улиц в столице мало в сравнении с количеством каналов, прорезающих город во всех направлениях. Самая примечательная пролегает параллельно Большому дворцу до так называемой Санон-Май (Новая дорога), которая тянется на сорок миль от Бангкока до Пакнама, пересекая каналы по подъемным железным мостам. Почти во всех домах вдоль этой дороги размещены магазины, и к концу сезона дождей ни один город не сравнится с Бангкоком по обилию овощей и фруктов на рынках.
Хотелось бы мне в своем повествовании обойти вниманием общественные тюрьмы Бангкока, ибо условия содержания в них заключенных и обращение с несчастными узниками – позорное пятно на репутации сиамского правительства. Некоторые из этих отвратительных заведений все равно что птичьи клетки, подвешенные над водой. Не менее ужасны и те, что находятся на суше: в них толпы живых трупов скованы одной цепью, как дикие звери. Непостижимо, почему европейские чиновники, отстаивающие христианские идеи гуманизма и добропорядочности, продолжают мириться с безразличием или умышленной жестокостью первого министра в этом вопросе, ведь он – должностное лицо в