Я это знала.

– Она очень страстная натура. Она навещала меня, когда я училась в старшей школе в Харбине, чтобы рассказать о своих любовных приключениях.

Много лет тётя увлекалась не теми мужчинами, и вот наконец влюбилась в правильного и заключила помолвку. Они заказали банкетный зал в Харбине, потому что в Вечной Весне не было ни одного здания достаточно большого, чтобы туда вместились все гости.

Мама беспокоится, что я обрублю свои маньчжурские корни, как тётя Эюн?

– Эюн развелась.

– Что? – Тётина свадьба была всего год назад. – Она ничего мне об этом не писала.

– Послушай: она встретила чудесного человека и влюбилась. Познакомилась с его семьёй, которая возненавидела Эюн, но ей было это не важно, и они всё равно поженились. Он был уверен, что его родители постепенно её полюбят. Но все они жили вместе. И всё, что делала Эюн, было неправильно, и во всём была виновата она. – Мама наклонилась поближе и понизила голос: – Во всём том, в чём был виноват её муж, тоже была её вина. Те его качества, которые родители пытались исправить много лет, внезапно оказались её виной. Раз уж она была его женой, они решили, что она может понудить его делать всё, что ей хочется. Когда она пыталась говорить с ним об их недовольстве, он называл её предательницей и обвинял в том, что она в сговоре со свёкром и свекровью против него.

– И она подала на развод.

Мама рассмеялась, в уголках её глаз собрались слёзы:

– Он подал на развод.

Я угрюмо глянула на неё:

– Надеюсь, он получит то, чего заслуживает.

– Он уже женился вторично.

– Тогда я надеюсь, что тётушка получит то, чего заслуживает. Она тоже может снова выйти замуж.

Мама задумчиво смотрела на меня долгое время, а потом сказала:

– Нет, Айми.

– Почему?

– Ты знаешь, в чём разница между мужчинами и женщинами? Женщинам даётся только один шанс. Если ты упустишь его или провалишься, это будет конец.

– Что? Да ты циник.

– Скольких разведённых мужчин в Китае ты знаешь?

Я с минуту подумала и посчитала вслух:

– Одного, двух, трёх… четырёх.

– А скольких разведённых женщин?

– Ни одной. Ну теперь вот Эюн. – Опустив голову, я обдумала это.

– Где же те женщины, с которыми развелись эти мужчины?

Меня глубоко ранило, что моя мать рассказывает мне о разводах за два дня до свадьбы. Я покачала головой:

– Не знаю.

Мама подняла палец в воздух, словно обвиняя небеса:

– Никто не знает, потому что женщины не остаются на том же месте достаточно долго, чтобы кому-то рассказать. Все разведённые женщины просят перевести их по работе в другие города, а потом лгут о своём прошлом.

– Истории, которые ты рассказывала мне в детстве, были лучше.

– Так что – видишь, почему ты не можешь выйти за Да-Ви-Де?

Я притворилась, что не могу проследить направление маминых мыслей:

– Родные Дэвида меня любят. Они никогда не стали бы винить меня за…

– Ты знаешь, что смысл истории не в этом. Ошибка Эюн заключалась в том, что она покинула Вечную Весну. Она могла бы остаться и выйти за друга детства. А теперь посмотри на неё: сплошная карьера, а любви нет. И вдали от семьи.

– Это не её ошибка.

Ошибка Эюн была в том, что она не уехала подальше. Моей матери и сестре повезло: они родились в том самом месте, которое было для них предназначено. А мой отец, Эюн и я – мы должны были отыскать свой дом.

– Если ты выйдешь за Да-Ви-Де, ты никогда не вернёшься домой, потому что это будет твой новый дом. Эта свадьба… Я её не допущу.

– Это не от тебя зависит, мама. Это зависит от меня и моих решений. Я собираюсь выйти замуж за Дэвида.

Я встала, прижав ладонь к сердцу. Оно громко колотилось – от возмущения, от страха, от любви, которую я не могла объяснить своей матери.

– Он не твой дуй сян.

– Дэвид – любящий, умный, добрый…

Она вздохнула:

– Не для тебя. Он – не тот.

– Он любит меня. Он делает меня счастливой.

– Счастье – это ещё не всё.

Я опустилась на колени и взяла её руки в свои. Суставы её указательных пальцев распухли, на основаниях больших виднелись порезы. Четыре луча шрама от молнии выделялись в свете садящегося солнца, косые лучи которого пробирались сквозь шторы.

– Нет, счастье – это всё. Насколько счастливой ты была в этой жизни, мама? – Она фыркнула, но не отстранилась. – Сколько раз ты улыбалась так, что потом болели щёки? Сколько раз отец щекотал тебя до тех пор, пока ты не начинала задыхаться от смеха?

Я вообще не могла вспомнить, чтобы родители проявляли свои чувства открыто. Они были друг с другом сердечны и дружелюбны, но не более того.

– Легко казаться счастливой, когда всё, что ты делаешь, – это ходишь по модным ресторанам и шоу, – сказала мама. – Легко быть счастливой, когда всё хорошо. А что происходит, когда всё становится плохо?

– Почему ты предполагаешь, что всё станет плохо?

– Не будь ребёнком, Ву Айми.

Она называла меня по фамилии, только когда хотела подчеркнуть, что я китаянка. Что я принадлежу ей.

– Здесь люди зовут меня Эми.

– Он даже не может правильно произнести твоё имя. Он говорит Эми, легко, в одно слово. Не сильно, не в два слова. Ай-ми. – На каждом слоге она приложила ладонь к груди.

– Здесь по-другому, мама. Я не могу сутки напролёт поправлять каждого, кто произносит моё имя.

– Но он не каждый, он мужчина, который тебя любит, так? Ву Айми, да он тебя даже не знает.

– Это ты меня не знаешь! Ты не понимаешь, что я больше не ребёнок. Ты не можешь принимать за меня решения. Я не маньчжурка, не китаянка, не американка. Я всё разом, потому что я – это я. И если, как ты говоришь, он не способен меня понять, то ты и подавно. И никто другой. – Я сжала её руки. – Он любит меня. Разве не это главное?

Она отвела взгляд:

– Ты не знаешь, что такое любовь.

– Мама, послушай меня. Дэвид меня любит. Он говорит мне это каждый день.

– Американцы любят кого угодно и всё на свете. – Выражение её лица стало угрюмым. – Я обожаю твой шарф. Я люблю апельсиновый сок по утрам. Я без ума от…

– Он не только говорит мне это, но и доказывает. И я ему верю. Я тоже его люблю.

– Легко говорить «люблю, люблю, люблю» хоть целый