— И что, призрак его сына и та женщина до сих пор там? — спросил Володя.

— Не знаю. Я той дорогой давно не ходила, — отвернулась Ленка.

— Так, может быть, ты им поможешь? Упокоиться. Как и другим. Дашь отцу и сыну поговорить. Вдруг после этого и призрак на тот свет отправится, и участковый с алкоголем завяжет?

Ленка промолчала.

— Знаешь, как в моей работе нераскрытые дела называются? Висяк. Вот в том колодце твой, Ленка, висяк. И я бы на твоем месте его все-таки закрыл.

— Видимо, придется, — пробурчала в ответ Ленка.

* * *

Полная луна висела над Клюквиным, словно огромный фонарь, и на Осиновой улице было светло как днем. В доме Строгановых мирно спала восьмидесятилетняя Аглая Собакина, Настина тетка, имевшая славу старой ведьмы. Ни она, ни Настя не видели, что ровно в полночь у их забора появилась темная грузная мужская фигура.

Пол-лица закрывала белая медицинская маска, но любой из деревенских без труда узнал бы Николая Кадушкина. Участковый подошел к штакетнику неуверенной походкой сильно пьяного человека. В руке у него был огромный, тяжелый лом, который Кадушкин после секундной паузы обрушил на старые, рассохшиеся доски. Забор затрещал и накренился. Ставили его лет пятьдесят назад, под ним не было ни фундамента, ни другого укрепления.

Участковый снова поднял над головой свое орудие и нанес еще один удар. Затем еще один и еще один. С каждым разом ему становилось легче и радостнее на душе.

Грохот стоял страшный, но в доме Строгановых не зажглось ни одного окна. Во дворе напротив залаяли псы, но соседи, когда поняли, кто именно бесчинствует, закрыли форточки и задернули шторы.

Николай Степанович громил забор и смеялся. Время от времени он делал небольшие паузы, чтобы вытереть пот со лба и грязно выругаться.

Вскоре палисадник Строгановых от улицы уже совсем ничего не отделяло — от забора осталась только деревянная труха. Тогда участковый нашел на дороге камень побольше и запустил его в окно кухни.

Раздался звон разбитого стекла.

Теперь Кадушкин удовлетворенно хмыкнул, развернулся и с высоко поднятой головой зашагал в сторону собственного дома. В конце улицы он на мгновение остановился, обернулся, созерцая содеянное, и пригрозил кулаком невидимому врагу:

— Нечего народ смущать! Понаехала кикимора болотная! Будет тебе… ядрёна вошь! — крикнул он в пустоту и продолжил свой путь.

Наутро Николай Степанович обнаружил на кухне рыдающую жену. По тому, как Мария Федоровна бросила на супруга взгляд и отвернулась, участковый сразу догадался: ей уже донесли о его ночных похождениях.

— Да не плачь ты! Тудыть тебя в качель. Я тут власть. Ничего мне не будет. Я им денег дам на новый забор. И на окно. Чтобы им пусто было!

— Дурак ты, Никола! Ой, дурак! Думаешь от ведьмы откупиться? Думаешь, можно на глазах всей деревни оскорбить таких людей и чистым уйти? Нет, не получится!

— А что мне эта стерлядь сделает? Порчу-шморчу наведет? — рассмеялся Николай. — Я в эти бредни не верю. Пусть эти жабы вислоухие перед кем-нибудь другим свои ахалай-махалаи читают! Потому и разнес к чертям их забор, чтоб и вам, бабам, показать: враки это все про заговоры и черную магию. Нет этого, нет! Все это дырка от бублика! Есть только земные законы, человеческие. Из уголовного кодекса. Но тут я сам дело утрясу. Да и кто тебе сказал, что это я ночью хулиганил? В маске был злодей. В маске!

К обеду Мария Федоровна немного успокоилась, а Николай Степанович, будучи в самом благодушном настроении, сообщил ей, что ему надо по делам в соседнее село.

Ездил участковый на старой «девятке» классического цвета баклажан. Раскрыв все окна, чтобы не задохнуться от изнуряющей жары, он закинул на пассажирское сиденье рабочий портфель с бумагами и не спеша по кочкам и колдобинам вырулил на грунтовку, которая вела в Маслюкино.

Ехать было всего километров семь, но старая неасфальтированная дорога не располагала к тому, чтобы жать на педаль газа.

Николай смачно чихал от летевшей в салон пыли и даже не особо смотрел на дорогу — здесь крайне редко можно было встретить какой-либо транспорт.

Подпрыгнув на очередной кочке, участковый внезапно ощутил, что больше не владеет рулем. Он изо всех сил вцепился в баранку, чтобы дать чуть влево, но колеса против его воли вывернулись вправо, в сторону обочины. Кадушкин дернул руль влево еще сильнее, но машину только еще больше повело вправо.

— Да ёперный театр! Что ты будешь делать! — Николай Степанович вжал в пол педаль тормоза, намереваясь остановить автомобиль.

Но вместо этого двигатель взревел, и «девятка» буквально взлетела над дорогой. Кадушкин вцепился в руль и попытался действовать наоборот: нужно влево — значит, поверну вправо. А машина внезапно послушалась и на полной скорости вылетела за обочину и плюхнулась пузом в старое болото.

Николай снова выругался и стал дергать дверцу, чтобы вылезти из «девятки», но ее, похоже, заклинило.

Тогда он отодвинул подальше водительское сиденье и прикинул, что, если постарается, вылезет и через окно. И в следующий момент увидел, как из трясины поднялась и вцепилась в водительскую дверцу гнилая, мокрая и вонючая человеческая рука.

— Кикимора болотная!

От шока некрещеный Кадушкин перекрестился. Но это не помогло.

Через секунду в салон со стороны пассажирской двери влезла и зашарила по обивке еще одна рука мертвеца, у которой под черной плотью была видна удивительно белая тонкая кость. А затем в оконном проеме показался череп, в котором роились какие-то насекомые. Череп попытался раскрыть рот, нижняя челюсть отвалилась, и внутрь салона вылилась пара литров болотной жижи.

Участковый отпрянул, но с другой стороны в машину тоже лез какой-то мертвяк. На этот раз почему-то в ржавой каске, на которой не осталось обозначений, и было неясно, солдат какой армии носил ее на голове.

От этого зрелища атеист и материалист Николай Кадушкин впал в ступор. Раскрыв рот, он вжимался в свое сиденье и смотрел, смотрел во все глаза, как на его автомобиль со всех сторон лезут из болота жуткие полуистлевшие мертвецы, некоторые в военной форме.

Капот его автомобиля уже скрылся под водой, и оставались считаные мгновения до того момента, как и сам участковый окажется в зеленой трясине.

Но внезапно открылась задняя дверца, и в салоне показалась голова городского следователя Володи.

— Николай, руку давай! Быстрее! — закричал он участковому.

Повторять дважды не пришлось.

Через десять минут на обочине сидели грязные и мокрые Кадушкин с Володей и чистая, но взмокшая от волнения Ленка.

Мужчины курили и смотрели, как исчезает под водой задний бампер машины участкового.