Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Еще бы мотив его понять, — сказал Володя.
— А зачем нам мотив? — удивился участковый. — Мы Семена Собакина под суд отдавать не будем, дело уголовное не заводим. Нас попросили найти убийцу, мы нашли. Приведем его к колодцу, а дальше пусть эта ондатра мертвая с ним сама разбирается.
Ленка вздохнула.
— Так, мокроносая, ты меня втянула в эту историю, так что не вздыхай! Я вообще никакого призрака у колодца не видел! И никаких подтверждений тому, что там мой сын, у меня нет! Если и правда все твои байки про колдовство и про загробную жизнь, то я хочу думать, что Сережа в раю. А не вот это вот всё!
— Ваш Сережа никак не может быть в раю, — сухо сказала Ленка. — Он самоубийство совершил. Ни одна религия этого не прощает. И вы это понимаете.
— Не говори ерунды! Заройся в мох и плюйся клюквой! — взъелся участковый. — Несчастный случай это! У меня экспертиза есть!
— Эксперт — ваш родственник по жене, так что мне не рассказывайте, — парировала Ленка.
— Ты на кого шуршишь?! Это вообще ты, гадина, виновата! Стерлядь недобитая! Ты его к этому колодцу привела! — закричал Николай Степанович и даже приподнялся в кресле.
Но Ленка уже вскочила со стула и выбежала из полицейского участка.
* * *
У заброшенного колодца было тихо. Тропинка, которая шла мимо него в лес, почти заросла — люди инстинктивно чувствовали что-то темное, исходящее от этого места, отравляющее воздух даже сейчас, когда никакого трупа здесь уже больше не было.
Ленка сидела на земле, опершись спиной на старый тополь, и смотрела в небо.
По ее щекам текли слезы.
Николай Степанович своей последней фразой ударил ее в самое больное место — в чувство вины. Завтра будет четыре года, как Сережка, его сын, упал в колодец. И конечно, все это время она винила себя в том, что с ним произошло.
Ведь это она позвала парня, чтобы достать труп со дна, с нее началась вся эта история. Если бы Ленка не вмешалась, если бы прошла мимо грустного призрака, все было бы хорошо. А теперь…
Обида на саму себя жгла грудь. Ленка хотела броситься с объятиями на мертвого Сережу, если бы тот снова появился здесь, и просить у него прощения. Но ни мертвая Глаша, ни призрак погибшего парня не желали показываться ей на глаза.
Потом кусты у дороги зашуршали, и Ленка поняла: кто-то идет к колодцу. Она подскочила, чтобы сделать вид, будто оказалась у этого места случайно и только что вышла из леса. Но стоило встать на ноги, как увидела Кадушкина.
— Так и знал, что ты здесь. — Он оперся на колодец.
Она повернулась к нему спиной, собираясь уйти. Но Кадушкин ее остановил:
— Перестань. Я всего лишь отец, потерявший сына.
— Что?
— Я говорю, что не могу смириться, понимаешь?
— С тем, что Сережа умер?
— С тем, что Сережа покончил с собой… — Глаза Николая Степановича заблестели, он глубоко вздохнул, сдерживая слезы, и, отвернувшись от Лены, посмотрел в глубь колодца. Тень от соседнего дерева не давала увидеть сухое дно, но перед глазами участкового стояла совсем другая картина. Он не мог забыть, как искалеченного мертвого сына вынимали отсюда его коллеги вместе с деревенскими мужиками.
— Ты пойми, я человек жесткий и прямой. Я никогда не верил ни в призраков твоих, ни в кикимор, ни в Бога, ни в черта. Считал так: родился мужиком — будь мужиком. Отучился в школе — иди служи, отслужил — вперед работать! Верь в себя и в свои силы, а не во всякую… чушню. А Сережка… Непохож он был на меня.
Ленка молчала. А Николая Степановича словно прорвало. Он повернулся к ней, и Ленка остро почувствовала всю его боль, всю его тяжелую скорбь, которую он нес на своей сутулой спине со дня смерти сына.
— Ты представляешь, мне жена уже после его смерти рассказала — Сережа ведь покрестился! Да. Втайне от меня поехал в соседнее село и покрестился. Месяца за три до всего этого… Боялся, что я узнаю. Он меня вообще боялся. Я хотел, чтобы сын на юридический поступал после армии, чтобы потом ко мне сюда вернулся. А Сережа только молчал, смотрел как волк на тигра, когда я об этом говорил. А как-то раз проболтался: видите ли, художником хочет стать, картины рисовать. Да разве ж это профессия? Я ему так и сказал, чтоб выкинул эти бзики из головы. Что это за мужик с кисточками в руках? Тьфу! Леонардо недоделанный. А он, видишь… в колодец.
— Николай Степанович, вы не…
— Что я? Не виноват? Виноват. Сама знаешь. Родного сына не принял. Да черт с ним, пусть бы картинки свои малевал! Лишь бы жил. — Участковый закрыл лицо руками и задрожал, не в силах больше сдерживать слезы.
— Я хотела сказать: вы не видите, но он сейчас рядом с вами, — прошептала Ленка.
Когда Николай Степанович начал каяться, призрак Сережки и правда появился у колодца. Безмолвной полупрозрачной фигурой он подплыл по воздуху к отцу и слушал, слушал, боясь поднять перекошенную голову.
А когда отец зарыдал, Сережа положил руку ему на грудь, туда, где билось израненное тоской сердце. И Николая Степановича обдало теплом.
Он, конечно, не видел Сережу, но чувствовал, вдыхал своего родного человека. Слезы катились градом, нутро переполняли чувства, а душа его заполнялась светлой радостью от осознания: сын здесь, сын рядом, сын слышит.
— Он простил вас, — сказала Лена.
И они обнялись.
* * *
Часов в девять вечера, когда улицы Клюквина уже были пусты и только собачий лай разлетался над деревней, у дома Насти Строгановой остановилась служебная машина Кадушкина. Теперь он ездил на высоком сером уазике. Николай Степанович вышел к калитке и провел рукой по новому, пахнущему деревом забору. Разбитое окно уже тоже заменили. За свои разрушения Кадушкин расплатился деньгами, Строгановы и Собакины наняли людей, чтобы те все починили.
Сегодня участковый чувствовал, что уже ни в чем не виноват перед этими двумя семьями. А потому спокойно надавил на белый пластиковый звонок, прилепленный к калитке.
На крыльце показалась Настя.
— Николай Степаныч? Надо что? — спросила она с явным неудовольствием в голосе.
— Семена надо.
Настя скрылась в доме. Затем вышел Собакин. Он достал из кармана папиросы и спустился