Олли долго ничего не говорил, а только слушал болтовнюдетей: про то, как готовили ужин, воздушную кукурузу, про квартиру Сары. ДажеСэм повеселел: ему явно пошло на пользу свидание с матерью. Все дети имелиухоженный вид, а у Сэма волосы были причесаны именно так, как нравилосьОливеру. Ему было больно смотреть на них, словно заново родившихся послеобщения с матерью и снова отвергнутых. Он не хотел слышать о том, как былоздорово, какая мама красивая, как она много занимается, какой у нее симпатичныйсадик. Он хотел слышать только о том, как сильно она тоскует по ним всем, иособенно по нему, когда она вернется, как ненавидит Бостон и жалеет, что тудапоехала. Но теперь Олли знал, что не услышит этого никогда.

Полет в Нью-Йорк проходил скверно, но дети, казалось, дажеэтого не заметили. Домой добрались к восьми. Агги ждала их с ужином. Онирассказали ей все про Бостон, про то, что делала мама, что она говорила, чемона вообще занимается. Наконец Олли не выдержал. Он поднялся из-за стола ишвырнул на пол свою салфетку. Дети в изумлении уставились на него.

– Мне осточертело все это слушать! Я рад, что выотлично провели время, но, черт побери, неужели нельзя поговорить о чем-нибудьеще?

Ребята подавленно притихли, а Оливера вдруг охватилосмущение.

– Извините... Я... так...

Он оставил их и пошел наверх, прикрыл дверь своей комнаты исидел там в темноте, глядя в окно на луну. Больно было слушать их бесконечныеразговоры о ней. Они снова нашли ее. А он потерял. Часы уже нельзя былоповернуть вспять. Она его больше не любит, хотя по телефону убеждала вобратном. Все кончено. Навсегда.

Так он сидел, не зажигая свет, на кровати, кажется, довольнодолго. Потом лег и стал глядеть в потолок. Еще через некоторое время раздалсястук в дверь, она приоткрылась и появилась Мел, но сначала она не разгляделаотца.

– Папа!

Она зашла в комнату и увидела его, лежащего в лунном светена кровати.

– Извини... мы не хотели тебя расстроить... просто...

– Я знаю, детка, я знаю. Вы имеете право радоваться.Она же ваша мама. На меня просто что-то нашло в тот момент. Даже папы иногдатеряют самообладание.

Олли сел, улыбнулся ей и зажег свет. Ему было неловко, чтодочь обнаружила, как он хандрит в темноте.

– Просто я по ней очень тоскую... как вы тосковали...

– Но, папа, она говорит, что по-прежнему любит тебя.Мел вдруг стало жаль отца, у него было такое тоскливое выражение глаз.

– Вот и замечательно, дорогая моя. Я ее тоже люблю.Просто иногда трудно понять происходящие перемены.

«...Когда теряешь кого-то очень любимого... когда чувствуешьсебя так, словно кончается вся твоя жизнь...»

– Но я привыкну.

Мелисса кивнула. Она обещала матери, что будет помогать емув меру своих возможностей, и была к этому готова. Она в этот вечер уложила Сэмаспать с его мишкой, сказав, что папу надо оставить в покое и лечь в своюпостель.

– А что, папа заболел? Мел покачала головой.

– Он сегодня странно себя вел, – допытывался Сэм. – Онбыл очень обеспокоен.

– Папа просто расстроен, вот и все. Я думаю, онпереживает свидание с мамой.

– По-моему, было классно.

Он радостно улыбнулся, обнимая мишку. Мел улыбнулась ему,чувствуя себя совсем взрослой.

– По-моему, тоже. Но я думаю, что им, родителям,тяжелее.

Сэм кивнул, будто тоже это понимал. А потом спросил сестру отом, о чем не решался спросить у мамы и папы:

– Мел... как ты думаешь, она вернется?.. Ну, какраньше... сюда, к папе и ко всем...

Сестра долго не отвечала ему, стараясь понять, что ейподсказывали ум и сердце, но, как и для ее отца, ответ для нее был уже ясен.

– Не знаю... но думаю, что нет.

Сэм снова кивнул. Теперь, после свидания с мамой, ему былолегче с этим свыкнуться. Она обещала, что через пару недель он сможет опять кней прилететь, но ничего не сказала, что сама приедет к ним в Перчес.

– Как думаешь, папа на нее очень сердится? Мел покачалаголовой:

– Нет, я думаю, ему просто грустно. Поэтому он ипсиханул за ужином.

Сэм еще раз кивнул и улегся на подушку.

– Спокойной ночи, Мел... Я тебя люблю.

Она наклонилась, чтобы поцеловать его, и ласково погладилапо голове, в точности как делала Сара в Бостоне.

– Я тебя тоже люблю, хотя ты иногда и вредничаешь.

Они оба рассмеялись. Мел выключила свет, закрыла за собойдверь, а когда возвращалась в свою комнату, то увидела, как Бенджамин вылез вокно и быстро спрыгнул на землю. Мел за ним наблюдала, но не сказала ни слова.Она только опустила жалюзи и легла. Ей было о чем подумать, как и всем им в этуночь. Все они долго не спали и думали о Саре. А что касается «прогулки» Бена,то Мел решила, что это его личное дело. Впрочем, легко было догадаться, кудаименно отправился брат. Несмотря на все еще действовавший запрет, он отправилсяк Сандре.

Дафна вошла в кабинет Оливера на следующее утро, в началеодиннадцатого, и сначала подумала, что у него все в порядке. Она знала, чтоОлли на уик-энд возил детей в Бостон к Саре.

– Ну и как?

Но едва она задала вопрос, как увидела ответ в глазах своегоколлеги и друга.

– Лучше не спрашивай.

– Извини. Мне очень жаль.

Ей в самом деле было жаль и его, и детей.

– И мне тоже. Ты уже подобрала слайды?

Дафна кивнула, и опасной темы они больше не касались. Ониработали без перерывов до четырех часов, работа наконец принесла Оллиоблегчение. Это было замечательно – не думать о Саре и даже о детях.

В тот вечер он вернулся домой в девять, так было и впоследующие дни. Они срочно готовили материалы для важного клиента. Однакотеперь дети были в порядке.

Через три недели после первого визита Сара снова пригласиларебят в Бостон, но на этот раз Оливер с ними не полетел. Он отправил Мел сСэмом. Бенджамин уже запланировал катание на лыжах с друзьями и не хотел егоотменять.

Вечером в пятницу Олли вернулся поздно. Дома было тихо итемно. Даже Агги отпросилась на несколько дней и уехала к сестре в Нью-Джерси.Одиночество было непривычно, но в то же время давало возможность передохнуть. Стех пор как Сара уехала, миновало три месяца, три месяца забот, плача,беспокойства, ежечасной ответственности и ежедневной спешки из Перчеса в офис иобратно. Иногда ему казалось, что Дафна права. Переезд в Нью-Йорк решил бымногие проблемы, но Олли считал, что семья к этому не готова. Может, через годили два... Глупо было загадывать так далеко, когда Сары не было. Его жизньнапоминала выжженную пустыню.