Новотного забыть все обиды и поддержать новое партийное руководство в решении назревших в стране проблем.

Советское руководство и лично Брежнев хотя и не возражали против контактов Кадара с Дубчеком, все же решили не устраняться от контроля за действиями нового партийного лидера. Особенно актуальным такое решение стало после отмены цензуры в ЧССР. 13 марта Брежнев сообщил Кадару, что руководство намерено пригласить Дубчека в Москву для обсуждения сложившегося в Чехословакии положения. Кратко, без каких-либо пояснений и комментариев, советский лидер заявил, что Москва планирует и «другие меры» в отношении Чехословакии. Возможно, имелся в виду зарождавшийся в то время вариант военного решения проблемы. 16 марта последовал повторный звонок из Кремля: Брежнев сообщил Кадару, что Дубчек принял его предложение, но просил провести такую встречу позже. Как следует из записи телефонного разговора с Кадаром, Брежнев еще допускал возможность приглашения Дубчека в Будапешт[268]. Сказал также, что в том случае, если встреча с Дубчеком получится в венгерской столице только двусторонней, он просил бы Кадара подготовить собеседника к многосторонним переговорам с участием представителей еще четырех компартий «братских» стран[269].

От встречи 19 марта 1968 г. с Кадаром в Будапеште Дубчек отказался, а Брежневу предложил готовить многостороннее совещание в Дрездене. Мотивировал свой «географический» выбор Дубчек тем, что прежде не бывал в ГДР. (Судя по всему, он явно не был достаточно информирован о том, как лидер СЕПГ Ульбрихт относится к чехословацким реформам.) Кроме того, Дубчек посчитал важным предварительно оговорить характер переговоров, полагая, что они будут посвящены проблемам экономического развития с приглашением широкого круга специалистов.

В этой связи нельзя не отметить, что в данном случае сказалось отсутствие достаточного опыта у Дубчека – политика, которому следовало бы догадаться, что советские товарищи и их коллеги старой сталинской закалки из Восточной Германии, Болгарии и Польши, будучи противниками любых реформ и пре образований, проявят интерес не столько к хозяйственно-экономическим вопросам, сколько к общественно-политической ситуации в ЧССР. И еще одно важное обстоятельство: поскольку предложение провести встречу в ГДР исходило от самого Дубчека, то распространенное в литературе мнение, что его якобы «заманили в ловушку», представляется необоснованным.

Анализ венгерских партийных материалов и научной литературы показывает, что руководство ВСРП с самого начала расценивало предстоящее совещание в Дрездене с участием Гомулки и Ульбрихта как весьма опасное для реформ в Чехословакии и лично Дубчека. По имеющимся сведениям, именно упомянутые партийные лидеры предложили рассмотреть на ближайшем форуме политическую ситуацию в этой стране, чтобы добиться прекращения нежелательных для социалистической системы процессов демократизации. Опасаясь за судьбу чехословацкой реформы, некоторые члены Политбюро ЦК ВСРП даже попытались уговорить Кадара, чтобы он убедил Дубчека не ездить в Дрезден. Но это уже было невозможно.

Сам Кадар, который ситуацию в ЧССР тогда не считал столь критической, как Брежнев и некоторые другие руководители, и к тому же не хотел конфликтовать с советским генсеком, решил, что венгерская делегация обязательно должна присутствовать на форуме. Он полагал, что следует поддержать чехословацких коллег-реформаторов во главе с Дубчеком, хотя такая поддержка означала определенный риск для самой венгерской реформы.

На совещании в Дрездене 23 марта 1968 г. собрались руководители компартий шести стран – СССР, ЧССР, НРБ, ГДР, ВНР и ПНР (Н. Чаушеску не пригласили, а Т. Живкова, находившегося на переговорах в Турции, заменил Ст. Тодоров). Чехословацкая партийная делегация была представлена А. Дубчеком, Й. Ленартом и О. Черником. Забегая вперед, заметим, что в Дрездене представители ЧССР в первый и последний раз участвовали в работе такого многостороннего форума. Совещание на правах хозяина встречи открыл Ульбрихт, а затем слово было предоставлено Дубчеку для информации о положении в Чехословакии. Участники подвергли, как известно, резкой критике и «товарищескому» осуждению руководство КПЧ за создавшуюся в ЧССР политическую ситуацию.

Тон обсуждения был задан Брежневым, который опирался главным образом на информацию, полученную от советского посла в Праге С. В. Червоненко. Генеральный секретарь ЦК КПСС с озабоченностью, а местами и в мрачных тонах охарактеризовал положение, которое сложилось в Чехословакии, весьма остро критиковал политику КПЧ. Основными аргументами явились отмена цензуры и, как следствие, утрата контроля над СМИ, критика в них партийно-государственного аппарата, поворот ЧССР в сторону Запада и стремление к возрождению буржуазной демократии времен Масарика. В выступлениях Брежнева и Гомулки уже прозвучали тезис о «контрреволюционной угрозе» или характеристика ситуации в стране как «контрреволюционной»[270]. Наряду с Дубчеком, поименной критики от Брежнева «удостоились» также О. Шик, Й. Смрковский и даже Г. Гусак. Советский лидер упрекал новое чехословацкое руководство и в том, что оно под давлением печати 22 марта, накануне встречи в Дрездене, согласилось на устранение Новотного с поста главы государства. Болгарский представитель, присоединившись к наиболее резким высказываниям Гомулки о тяжелой ситуации в ЧССР, говорил о ее большой опасности для всех социалистических стран. По его словам, положение в Чехословакии вызывает озабоченность в Болгарии, а Ульбрихт призвал руководство КПЧ использовать для наведения порядка в стране не политические, а полицейские меры[271].

Кадар же не мог принять однозначно осуждающего заявления Гомулки в адрес нового руководства КПЧ, так же как и некоторые брежневские характеристики и оценки сложившейся в ЧССР ситуации. Фактически лишь он один поддержал, хотя и с некоторыми оговорками, намерения КПЧ во главе с Дубчеком, чем и «вызвал огонь на себя» со стороны других участников встречи. Р. Ньерш вспоминал, что в Дрездене Кадар выступал «в свойственной ему сдержанной манере на основе имеющейся информации и собственного суждения», призвал доверять Дубчеку и новому партийному руководству, поддержать их основные цели и начинания[272]. Его фактически посредническая позиция основывалась на глубокой внутренней убежденности в том, что нельзя вмешиваться во внутренние дела другого государства, что обстановка в ЧССР не может считаться контрреволюционной, хотя при этом был вынужден констатировать отсутствие единства в правящей партии. Критические высказывания Кадара были не столь значительны, хотя он и признал, что определенная опасность для появления антисоциалистических тенденций в Чехословакии все же существует. Для ее преодоления в качестве «рецепта» Кадар привел собственный политический опыт и посчитал своим долгом напомнить чехословацким товарищам об актуальности задачи вести борьбу на два фронта. При этом он отметил, что в свое время в Венгрии так же имелись «смутно мыслящие» люди, которые, опираясь на установки XX съезда КПСС, подготавливали кризис. Выраженная Кадаром позиция и его предостережения оказались наиболее либеральными, отличаясь от вала обвинений в адрес руководства КПЧ. «Его выступление вызвало, главным образом со стороны немцев, поляков и болгар, острую критику в адрес самого Кадара и венгерской делегации», –