если предложения участников совещания будут отвергнуты. О том, что руководство «соцлагеря» пока еще ориентировалось в первую очередь на политические методы разрешения кризисной ситуации, свидетельствовала готовность предпринять еще одну попытку убедить руководство КПЧ в необходимости принять решительные меры, чтобы остановить дальнейшее нарастание чехословацкого кризиса.

Кадар все эти позиции разделял, тем более что у него в кармане, как отмечалось, лежал проект предложений о недопущении военного решения проблемы[303].

Президиум ЦК КПЧ, как известно, отверг критику в свой адрес, а на требования «пятерки» не реагировал. Последовали новые совещания с чехословацким руководством в августе 1968 г. – в Братиславе и Чиерне-над-Тисой, которые завершились совместными заявлениями.

В официальном сообщении о заседании ЦК ВСРП от 7 августа 1968 г. в связи с положением в Чехословакии теперь уже отмечалось, что венгерское партийное руководство «присоединяется к тем оценкам и разделяет те выводы, которые приняли другие коммунистические и рабочие партии» по чехословацкому вопросу[304].

Приглашенный на отдых в Крым 12–15 августа Кадар встретился в Ялте с Брежневым и Косыгиным, где попытался убедить советских руководителей провести еще одну двустороннюю советско-чехословацкую встречу с руководством КПЧ. Брежнев уже 13 августа позвонил Дубчеку, чтобы получить ответ на единственный вопрос: будет ли дан ответ на июльское письмо и каким станет решение Президиума КПЧ? Генерального секретаря ЦК КПСС, кроме этого принципиального вопроса, интересовало, установит ли Прага контроль над средствами массовой информации и решит ли кадровые проблемы? Ответ Дубчека был уклончивым. Он просил подождать до намеченного на сентябрь очередного съезда КПЧ и подвел черту в разговоре следующими словами: «Если думаете, что мы вас обманываем, поступайте так, как считаете нужным. Это ваше дело»[305]. На основании разговора в Москве пришли к выводу, что Прага не намерена придерживаться обязательств, зафиксированных в Чиерне-над-Тисой и Братиславе[306].

Кадар, явно информированный о телефонном разговоре, вернувшись 15 августа в Будапешт, решил написать письмо Дубчеку. Он по своей инициативе пригласил его на 17–18 августа на беседу по актуальным вопросам. Дубчек 16 августа откликнулся на приглашение и назначил встречу в Комарно на 17 августа. С венгерской стороны в ней участвовали Кадар и Эрдеи, а с чехословацкой – Дубчек и Черник. Кадар известил Брежнева о назначенной встрече. Характерно, однако, что едва начались переговоры во второй половине дня, как Кадар получил от Брежнева срочное сообщение, которое фактически заставило прервать переговоры. «В виду исключительной сложности положения в Чехословакии» Кадару надлежало на следующий же день, в воскресенье 18 августа к 10 часам утра срочно прибыть в Москву[307].

Возможно, в Москве посчитали, что теперь даже Кадару, «мастеру компромиссов», не удастся уговорить Дубчека пойти навстречу выдвинутым требованиям. И в этом советские руководители не ошиблись: попытка Кадара убедить Дубчека в необходимости воспользоваться последней возможностью, уступить требованиям Москвы и пойти хотя бы на частичный компромисс не удалась. Чехословацкая сторона, не осознавая масштаб надвигавшейся опасности или делая вид, что не понимает сложности ситуации, продолжала занимать выжидательную позицию, настроившись затягивать время. Дубчек, в частности, рассказывал на встрече о подготовке партии к очередному съезду, который и займется решением назревших проблем.

К моменту получения вызова в Москву Кадар уже понимал, что Дубчек не собирается выполнять соглашения, подписанные им в Чиерне-над-Тисой и в Братиславе. Более того, он предполагал, что предстоящее совещание самым серьезным образом, вплоть до силового варианта, займется вопросами коллективного «спасения» Чехословакии от кризиса и реформ. А вот сказать с определенностью, сообщил ли Кадар Дубчеку и Чернику о надвигавшейся угрозе для «Пражской весны», сегодня невозможно.

18 августа собравшиеся в Москве руководители стран-членов ОВД приняли решение о начале военной операции в Чехословакии. Кадар после консультации с премьер-министром ВНР Й. Фоком от имени ВСРП дал согласие на участие в интервенции без предварительного обсуждения вопроса в Политбюро и ЦК партии. Ввод вооруженных сил ОВД на территорию ЧССР начался 20 августа, а части Венгерской народной армии присоединились к ним 21-го числа.

Считается, что Кадар на основании международного права мог бы уклониться от участия венгерских войск в этой вооруженной акции, сославшись на историю Второй мировой войны, статус Венгрии как сателлита гитлеровской Германии, отторжение восточной части Словакии в пользу Венгрии и пр. Заметим, что на схожих основаниях (существование на территории Чехии германского протектората Богемии и Моравии) участие подразделений Национальной народной армии ГДР ограничилось дислокацией ННА вдоль немецко-чехословацкой границы. Но Кадар понимал, что в целом ситуацию это не изменит и результат для ЧССР будет тот же – оккупация, подавление демократических реформ и преобразований, приведение к власти «здоровых сил» во главе с В. Биляком. Неучастие же Венгрии в интервенции вызвало бы недовольство Брежнева, осуждение позиции Будапешта и, как следствие, блокирование венгерской экономической реформы. Кадар принял позицию советского руководителя, которую на Западе вскоре окрестили «доктриной Брежнева».

В конечном счете прагматизм Кадара позволил венгерской экономической реформе просуществовать еще один десяток лет[308]. Если оценивать и сравнивать чехословацкие и венгерские реформаторские начинания того времени, то следует признать, что, подавив «Пражскую весну» 1968 г. в самом начале ее зарождения, брежневское руководство не оставило много времени и для реализации венгерской экономической реформы. Таким образом, финал «Пражской весны» стал началом конца и реформы в Венгрии. При содействии внутренних антиреформаторских сил в руководстве («рабочей оппозиции») она уже в 1972–1973 гг. была заморожена и постепенно сведена на нет, затем при попытке ее оживления она лишь влачила свое существование вплоть до смены общественного строя Венгрии.

«С подавлением „Пражской весны“ неиспользованной оказалась последняя возможность для проведения реформ в направлении демократического социализма»[309], – отмечал в этой связи Ньерш. Для восточноевропейского региона эта оценка известного венгерского реформатора, безусловно, справедлива, а в отношении Китая – подлежит изучению.

* * *

Подводя итоги и пытаясь сделать некоторые выводы из анализа взаимодействия, прямых и косвенных связей между двумя историческими личностями – Яношем Кадаром и Александром Дубчеком – в ходе чехословацких событий 1968 г., отметим, что они были плодотворны и давали определенные, правда, лишь временные результаты. В целом они не смогли оградить Чехословакию от вторжения войск ОВД. Кадар с момента выдвижения Дубчека на пост руководителя КПЧ и до его последних попыток преодолеть кризисную ситуацию в партии и стране пытался оказать своему чехословацкому коллеге товарищескую помощь и поддержку. Между ними возникло взаимопонимание по ряду актуальных вопросов общественно-политического развития ЧССР и принципиальным оценкам ситуации в стране. Попытки преодоления кризиса, стремление к демократизации требовали от лидера КПЧ выдержки и взвешенного подхода. Руководство КПСС и большинства правящих партий стран «социалистического лагеря», чуждые реформаторским и