Небезынтересно отметить также, что Кадар, считавшийся в социалистическом сообществе «мастером компромиссов», сыграл важную роль не только в отстаивании политики руководства КПЧ, но и в подготовке текста коммюнике совещания, который в итоге и был принят вместо заранее составленного советского варианта. В последнем в довольно резкой и категоричной форме перечислялись действия, обязательные для исполнения руководством КПЧ[274]. Предложенные Кадаром формулировки снимали несправедливые на том этапе обвинения, давали чехословацкому руководству время и возможность скорректировать дальнейшие действия на пути демократических преобразований в стране.

Чехословацкие делегаты в Дрездене со своей стороны оспаривали некоторые оценки обстановки в ЧССР, которые были даны Брежневым и Гомулкой. Признавая частичную потерю контроля над положением дел в стране, давление на партию со стороны правых и левых радикалов, они не соглашались с утверждением о наличии контрреволюционной ситуации и угрозе социализму в стране.

Из Дрездена Кадар и премьер-министр Венгрии Йенё Фок возвратились с тяжелыми чувствами. Их особенно огорчила позиция Гомулки, хотя ей можно было найти объяснения: студенческие волнения в Польше в начале марта 1968 г. Выступая 26 марта по венгерскому радио, Кадар заявил о поддержке им политики нового чехословацкого руководства и начатых им перемен. «Мы одобряем действия и стремления братской чехословацкой партии»[275], – отмечал в этой связи руководитель ВСРП.

Внешнее давление на чехословацкое руководство в дальнейшем только нарастало, да и в самой КПЧ не удавалось установить желаемого единства. Характерно, однако, что при этом уже в апреле, на очередном пленуме ЦК, была принята программа действий «Путь Чехословакии к социализму», и большинство делегатов высказались в поддержку начатых в стране реформ. Было образовано и новое правительство Чехословакии.

Поскольку процесс демократизации в стране развивался в неприемлемом для советского руководства направлении и вызывал отторжение со стороны противников реформ внутри страны, было очевидно, что дрезденское совещание не дало тех результатов, на которые рассчитывали его организаторы. Нельзя исключать, что Кадар также надеялся на некоторую корректировку действий и политики КПЧ после Дрездена, безусловно, по-прежнему поддерживая взятый курс на реформы. Но уже 16 апреля 1968 г. в телефонном разговоре с венгерским руководителем Брежнев заявил: «Мы находимся на пороге потери Чехословакии». Он предложил провести новую встречу лидеров компартий, но без участия Чехословакии и Румынии. Кадар согласился, однако «выразил свое непонимание того, как можно говорить о Чехословакии, обсуждать положение в стране без чехословацкого участия»[276].

4 мая 1968 г. Дубчека вызвали в Москву, где он в очередной раз выслушал серьезную «товарищескую критику» в связи с ситуацией в партии и стране.

Спустя два дня Кадару в Будапешт позвонил председатель Совета министров СССР А. Н. Косыгин и просил его срочно прибыть в советскую столицу для обсуждения положения в ЧССР. В обстановке полной секретности состоялось первое совещание «пятерки»[277]. Помимо хозяев, в нем приняли участие Кадар, Гомулка, Живков и Ульбрихт. Представленные советской стороной остро критическое видение ситуации и негативная оценка событий и «поведения» руководства КПЧ были встречены почти всеми руководителями «братских» партий с полным одобрением. Гомулка, Живков и Ульбрихт охарактеризовали ситуацию в Чехословакии как «контрреволюцию», подчеркивая, что ее уже нельзя выправить иначе как с помощью «здоровых сил»[278]. В завязавшейся острой дискуссии Кадар, признавая ситуацию опасной, убеждал участников совещания, что руководство КПЧ при надлежащей поддержке способно разрядить обстановку[279]. В споре со своими товарищами он фактически оставался на своей, уже ранее высказанной позиции. «Сейчас в Чехословакии идет не наступление контрреволюции, – подчеркивал Кадар, – а борьба за исправление ошибок, совершенных в прошлом»[280]. Иными словами, венгерский руководитель фактически отстаивал тезис, в соответствии с которым считал неприемлемым вмешательство во внутренние дела Чехословакии и предлагал доверить решение проблемы обновленному руководству компартии и правительству страны. Свою позицию он мотивировал тем, что внешнее вмешательство приведет только к укреплению сил внутренней оппозиции. Сославшись на пример Венгрии, Кадар отверг также предложение о возможном привлечении вооруженных сил для «исправления положения в стране», заявив, что следует искать другое решение. Об эмоциональном состоянии венгерского лидера свидетельствует приведенный им следующий аргумент: «Если мы будем считать, что Мао Дзедун и его товарищи выжили из ума, что Фидель Кастро – мелкий буржуа, Чаушеску – националист, а в Чехословакии действуют попросту сумасшедшие, то при таком подходе мы вообще не сможем ничего решить»[281]. Кадар попытался донести до соратников свое убеждение, что «исход борьбы в Чехословакии решится в самой партии, в рабочем классе, в народе» и что единственная задача «социалистического лагеря» заключается в том, чтобы «сделать все для того, чтобы помочь чехословацким коммунистам выйти из этой тяжелой ситуации, но ничего не следует совершать, чтобы играть на руку врагам»[282]. Однако переубедить участников встречи Кадару не удалось.

«Братские» компартии, как известно, добились согласия чехословацкого правительства провести военные учения на территории Словакии с 20 по 30 июня. Против проведения учений Кадар возражать уже не стал, однако просил все взвесить еще раз[283]. При этом венгерский руководитель предупреждал, что одной военной силой проблему не решить, что ее использование чревато новыми трудностями, но остался в одиночестве.

Очередную попытку заявить о своей позиции по чехословацкому вопросу Кадар предпринял на прошедших в Будапеште венгерско-польских переговорах в середине мая 1968 г. В ходе острой полемики раздраженный Гомулка выступил против реформ в принципе, правда, его словесные выпады остались не известными широкой общественности. Напряженность в этом вопросе чувствовалась и тогда, когда Кадар накануне многосторонней встречи пытался предложить Брежневу предварительно провести советско-чехословацкие переговоры, но советский генсек отклонил такой вариант. Это имело место и после переговоров Кадара с Дубчеком и Черником 13–15 июня в Будапеште. Чехословацкое руководство, очевидно, тоже отдало бы предпочтение двусторонним переговорам, нежели «суду» «пятерки». При всех отмеченных выше факторах постоянное давление со стороны «братских» партий на лидера КПЧ, по мнению Р. Ньерша, не прошло бесследно и для Кадара: приближалось время, когда оно его «несколько поколебало»[284].

Однако в июне 1968 г., когда в Будапеште по случаю подписания нового Договора о дружбе и сотрудничестве между ЧССР и ВНР (на 20 лет) Дубчек и Кадар снова встретились, их переговоры еще прошли в духе полного взаимопонимания и согласия. Позиция Кадара к середине июня 1968 г. демонстрирует его сдержанное отношение к чехословацким событиям, свидетельствовавшее о том, что их оценки являлись результатом серьезных размышлений и ответственности руководителя за принимаемые решения.

Выступая 19 июня 1968 г. на заседании ЦК ВСРП, Кадар, в частности, говорил: «Если бы я сказал, что там [в Чехословакии] контрреволюция и она