– Понимаю.

– Но куда же все-таки запропастилась эта проклятаяштуковина?

– Может, его взяла миссис Батт? Она, правда, всегдаказалась мне порядочной женщиной, но, может, после налета занервничала ирешила, что пистолет в доме не помешает? Хотя, конечно, она никогда несознается. Да я и спрашивать у нее не буду. Она ведь может обидеться. А как намбез нее обходиться? Дом такой громадный… я одна просто не справлюсь.

– Конечно, – согласился полковник, – миссисБатт лучше ничего не говорить.

Мисс Марпл вышла из дома пастора и пошла по узенькомупереулку, который вел на главную улицу.

Она шла очень быстро, опираясь на толстую палку преподобногоДжулиана Хармона.

Миновав бар «Красная корова» и лавку мясника, старушкаприостановилась, чтобы полюбоваться на витрину антикварного магазинчика мистераЭлиота. Магазинчик был хитроумно расположен рядом с чайной «Синяя птица» и кафедля того, чтобы богатые автомобилисты, останавливавшиеся выпить чаю и отведатьблюдо, подававшееся под уклончивым названием «Домашние пирожки», но окрашенноепочему-то в ядовито-шафрановый цвет, не могли устоять перед искушением заглянутьв витрину магазинчика, принадлежавшего предусмотрительному мистеру Элиоту.Оформляя старинную выпуклую витрину, он постарался потрафить любым вкусамклиентов. Тут была пара вещиц ватерфордского стекла, стоявших на ведерке дляльда. Бюро орехового дерева объявлялось невероятно выгодной покупкой, а настоле и в витрине красовались дешевые дверные молоточки, причудливые талисманы,несколько осколков дрезденского фарфора, какие-то жалкие нитки бус, кружка снадписью «Подарок из Танбридж-Уэллса» и несколько серебряных изделийВикторианской эпохи.

Не успела мисс Марпл разглядеть витрину, как мистер Элиот,тучный пожилой паук, уже начал прикидывать материальные возможности новойжертвы.

Но когда он решил, что «Подарок из Танбридж-Уэллса» слишкомшикарен для гостьи пастора (ведь мистер Элиот, как и все в округе, знал, ктотакая мисс Марпл), она краем глаза заметила мисс Дору Баннер, входившую в«Синюю птицу». И подумала, что столь ветреным утром не помешает выпить чашечкукофе.

В кафе уже подкреплялось несколько дам, подслащивающих себеутреннюю беготню по магазинам. Мисс Марпл, прищурившись, вглядывалась вполумрак «Синей птицы», искусно разыгрывая легкое замешательство. Вдруг у неенад ухом раздался голос Доры:

– Доброе утро, мисс Марпл. Подсаживайтесь ко мне. Яодна.

– Спасибо.

Мисс Марпл благодарно опустилась на неуклюжий синий стул,являвший собой предмет фирменной обстановки «Синей птицы».

– Какой сильный ветер! – пожаловалась она. –У меня ревматизм, я не могу быстро ходить.

Дамы принялись жадно обсуждать тему ревматизма, ишиаса иневрита. Хмурая девица в розовом халате с синими птицами, позевывая, принялазаказ на кофе с пирожными. Вид у нее был устало-терпеливый.

– Пирожные тут объедение, – заговорщическимшепотом произнесла мисс Баннер.

– Меня заинтриговала эта симпатичная девушка, которуюмы видели, уходя от мисс Блэклок, – сказала мисс Марпл. – Если неошибаюсь, она ухаживает за цветами или работает в поле. Как ее зовут? Хаймес?

– Да-да, Филиппа Хаймес. Мы прозвали ее «нашейквартиранткой». – Мисс Баннер с удовольствием посмеялась над собственнойшуткой. – Филиппа – приятная девушка, очень спокойная. Настоящая леди,надеюсь, вы меня понимаете…

– Любопытно. Я знавала одного полковника Хаймеса, онслужил в индийской кавалерии. Может, это ее отец?

– Она Хаймес по мужу. Вдова. Ее мужа убили в Италии: толи в Сицилии, то ли еще где-то, не помню. Ваш знакомый мог быть отцом ее мужа.

– А нет ли там легкой интрижки с тем высокимюношей? – лукаво предположила мисс Марпл.

– С Патриком? Вы думаете? Мне кажется, нет…

– Я имела в виду юношу в очках. Я его как-то видела…

– Ах, вы об Эдмунде Светтенхэме! Тс-с… Там в углу сидитего мать, миссис Светтенхэм… Право, не знаю. Вы думаете, Филиппа ему нравится?Он такой странный, порой говорит совершенно несусветные вещи. А его почему-тосчитают умником, – добавила мисс Баннер с явным неодобрением.

– Ум – еще не все, – изрекла мисс Марпл. – Авот и наш кофе.

Хмурая девица шмякнула на стол поднос. Мисс Марпл и миссБаннер принялись потчевать друг друга пирожными.

– Как интересно, что вы с мисс Блэклок вместе учились вшколе. Вот уж действительно старая дружба.

– О да, – вздохнула мисс Баннер. – Мало ктотак верен друзьям, как дорогая мисс Блэклок. Боже, как давно все было! Такаяхорошенькая девушка, она так любила жизнь! Как все это печально!

Мисс Марпл вздохнула и покачала головой, хотя абсолютно непонимала, что же здесь печального.

– Жизнь тяжела, – пробормотала она.

– «И бремя печалей на сердце легло», – шепотомпродекламировала мисс Баннер, и глаза ее затуманились от слез. – Я частовспоминаю это стихотворение. Истинное терпение, истинное смирение. Такоемужество и такая стойкость непременно должны быть вознаграждены! Мисс Блэклокдостойна величайшего счастья.

– Деньги, – заметила мисс Марпл, – способныочень даже облегчить человеку жизнь…

Она со спокойным сердцем позволила себе этот намек, считая,что мисс Баннер говорит о грядущем изобилии в доме мисс Блэклок. Однако миссБаннер вдруг резко переменила пластинку.

– Деньги! – с горечью воскликнула она. – Ядумаю, по-настоящему понять, что значат для человека деньги, а вернее, ихотсутствие, можно только на собственном опыте.

Мисс Марпл сочувственно закивала.

– Я часто слышала, как люди говорят: «Я бы предпочелвообще не обедать, чем обедать без цветов на столе», – продолжалаДора. – Но часто ли они действительно оставались без обеда? Они непредставляют себе, что это значит, такое надо испытать… Голод. Каково жить,когда в доме есть только хлеб, банка мясной пасты и остатки маргарина? И тыгодами сидишь на таком меню и чуть не сходишь с ума, мечтая о хорошем кускемяса с овощами. А одежда! Латаная-перелатаная, живого места не осталось, а тывсе убеждаешь себя, что это не заметно. А поиски работы?! Тебе везде говорят,что ты слишком стара. А когда вдруг наконец подворачивается место, силы уже нете. Ты падаешь в обморок и снова оказываешься на улице. А квартплата! Вечнаяквартплата… И ведь не заплатить нельзя – иначе выселят! На жизнь остаютсяжалкие крохи, цены-то кусаются! На одну пенсию не разживешься, совсем неразживешься…