Среди слушателей появились первые скептические ухмылки, но врать пока никто не мешал.

– Легат, имя которого тоже вам ничего не скажет, хотя и происходил из хорошего рода, но был сыном простого жреца из обедневшей младшей ветви. В легионы мальчик ушел в четырнадцать, в семнадцать уже был центурионом, в легаты вышел в двадцать восемь.

– О-о-о-о! – зашумели вокруг. При всем скептицизме к моему рассказу, ничего нереального по местным меркам я не рассказывал. Однако карьера рекомого генерала объективно была космической.

– Протекции у него как таковой не было. Таланты мальчика поначалу сумел увидеть только один легат, которого убили через четыре года после того, как тот вышел в центурионы. Дальше он делал себя сам, совсем не раз и не два отличившись в сражениях и оставшись в живых при этом.

Рассказывал я гладко, окружающим было интересно, да и скептицизма на их лицах немного так поубавилось. Увлечь публику рассказом на самом деле нетрудно, когда умеешь говорить и веришь в то, что говоришь.

– Но я немного отвлекся. В тот неприятный год, когда под его началом оказались две с небольшим тысячи легионеров против тридцати тысяч врага, ему, в отличие от барона ан Сагана, звать на помощь было некого. Никаких других войск в горах на сотни миль окрест просто не было. И он, слегка усыпив бдительность принца фальшивым отступлением, как я тут говорил, собрал все свои силы в кулак, внезапным маршем оказался рядом с врагом и напал ночной порой на стоянку. Праздновать победу те поспешили. Сил у него было две тысячи двести двадцать один человек вместе с ним самим. Что персов было около тридцати тысяч, признают и они сами.

– И чем кончилось дело? – Как бы ни строил из себя скептика фер Олин, ему определённо было любопытно.

Я постарался процитировать речь «равного по гению Суворову» русского генерала Петра Степановича Котляревского как можно ближе к тексту его речи. Насколько она у меня отложилась в памяти:

– «Братья! Нам должно идти за Аракс разгромить персов. Их на одного из нас десять, но каждый из вас стоит десяти. Чем больше врагов, тем славнее победа. Идём, братья, и разобьём!» Пехота врага стояла в одном лагере, а благородные господа из ополчения праздновали будущую победу в другом. И никто из них при этом не знал, что Котляревский уже отдал приказ пленных не брать, убивать всех кроме принца. «Ибо нас слишком мало, чтобы брать пленных».

Такое решение обожаемого подчиненными и весьма ценимого руководством, однако, если объективно воевавшего довольно жестко даже по меркам региональных войн XIX столетия генерала встретило у окружающих полное понимание и даже одобрительные возгласы. Мальчишка оруженосец как завороженный смотрел на меня, чуть ли не раскрыв рот.

– Охранение врагов вело себя очень беспечно и было вырезано егерями…

Барон с фером Олином переглянулись.

– Оно так и не успедо поднять тревогу. После чего в спящий лагерь как снег на голову вломились три выстроенные в каре когорты. Две центурии егерей тем временем рвались к шатру принца, попытавшись прихватить его без штанов.

Я умышленно взял риторическую паузу, подогревая внимание слушателей, и продолжил:

– Принца, к его счастью, захватить им не удалось, тот бежал из лагеря в том, что успел надеть, со всего лишь двадцатью придворными, чуть не свернув шею в лесу, когда конь там под ним рухнул.

«О-о-о-о-о-о».

– Но это для персов оказалось единственным успехом сей неприятной ночи. Когда легат, сидя в шатре принца, писал реляцию своему государю о сражении, один из его центурионов, услышав цифру в тысячу двести убитых, непритворно этому возмутился. Типа он видел, что в одном только лагере покойников гораздо больше навалили. На это тот только рассмеялся и сказал: «Пиши тысяча двести. В столице нам все равно не поверят». Он потерял в этом сражении меньше ста тридцати легионеров, из которых всего двадцать восемь убитыми.

Цифры окружавший меня народ, как и ожидалось, проняли. Окружающие зашумели как на митинге, не сдержал реакции даже матёрый Хоран. Объяснять, какой мизерный шанс на победу вырвал «легат», им было не нужно. И это я еще про английских военных советников не упомянул. Например, советника Аббаса-мирзы майора Кроули, разделившего в разгромленном лагере судьбу своих подсоветных, храбро отбивавшегося, уже будучи раненым, даже ранив при этом русского офицера, после чего желание русских взять в плен представителя союзного им по Антинаполеоновской коалиции государства конечно же испарилось, и казак пригвоздил пикой майора к земле.

Удовлетворившись реакцией, я дал им возможность свыкнуться с информацией и добил «ударом милосердия»:

– Стоит сказать, что некоторые хронисты, не веря этой реляции, оценивают число погибших в этом сражении побежденных от шести до девяти тысяч человек. Из них около пятисот, когда исход битвы стал ясен, были взяты в плен. Хотя лично я большим цифрам совершенно не верю, это будет слишком много даже для двух состоявшихся за эти сутки сражений в целом. Сколько бы их в горном Араксе в ходе бегства из лагеря ночной порой не потонуло. Горные реки ночью вне брода, конечно, страшные, но очень уже большие потери.

Благородные феры опять загудели, веря и не веря мне одновременно, но подвел итоги рассказа всё же барон ан Кроах. Старикан выглядел для своей внешности невероятно благодушно и доброжелательно.

– Спасибо за рассказ, фер Вран. Наша беседа получилась удивительно глубокой и познавательной. Сделаю все возможное, чтобы на месте принца нам оказаться не довелось.

– Этого никому бы не хотелось, – кивнул я.

– Безусловно, – согласился со мной старик. – Даже тем, кто в вашем рассказе сомневается.

– Ну, еще бы, – буркнул я больше самому себе.

Барон услышал:

– Да, это так, фер Вран. – И безразлично так добавил: – Кто знает, думаю, с его высочеством кронпринцем Рейвеном вы могли бы найти общие темы для разговора.

Шепоток вокруг стих, все обратились в глаза, слух и на глазах охватывающую свиту барона зависть. К счастью, не всех. Хоран с капитаном смотрели на меня даже сочувственно.

– Возможно, – даже немного испугался я открывающихся перспектив. Проклятый, несомненно, был вхож в Императорский двор. – Но мы живем в абсолютно разных мирах. Между старшим из императорских сыновей и рядовым лейтенантом роты наемников чудовищная пропасть.

О-о-о-о-о-о! – ещё раз нестройно загудели и зашушукались окружающие. Зависти и злобы к выскочке меньше не стало, я бы сказал, что ее стало можно потрогать рукой. Если барон только что завуалированно сделал предложение в будущем перейти к нему на службу, его следовало хорошенько обдумать. «Жалует царь, да не жалует псарь» – не нами было придумано.

– Не зарекайтесь и фальшиво не скромничайте. – Барон тем временем уже вернул на лицо свою мерзкую змеиную ухмылку. – Мало ли куда дороги войны могут привести. Рядовым лейтенантом вас, как ни желай, не назвать.

Ну, мля, спасибо! Лучше бы он меня прямо под ножи отправил!