Лиззи стояла к нам спиной, чуть в стороне, через ряд разноцветных тюльпанов. Был у неё цветок или нет, оставалось только гадать. Юрий же, беседуя с ней, периодически бросал на нас взгляды.

Ральф снова хохотнул и неожиданно крепко меня обнял. Я вдохнула родной запах и с сожалением прервала наши объятия, на последок стукнув его несчастным тюльпаном.

Вечером. Всё будет вечером. Я никуда его не отпущу. Мы будем пить чай на нашей кухне и вспоминать детские проделки. Как нормальная семья.

Семья…

— Я не сказала тебе главного, — потерла лоб, от сладкого цветочного запаха снова разболелась голова.

— Главного? — насторожился Ральф.

— Что такое, госпожа Алиана? Вам нехорошо? Хотите выйти на балкон? — с деланным беспокойством спросил меня сын Александра.

Лиззи обернулась, в руках она действительно держала черный цветок.

– С удовольствием, — у меня свело челюсть от этой пластмассовой улыбки. Чертово высочество, как же не вовремя ты влез!

Мы вышли на тот самый балкон, справа была уже полностью отстроенная галерея. Юрий поймал мой настороженный взгляд, наклонил голову к плечу и улыбнулся.

— Если вам неприятно здесь находиться, мы можем уйти, — сладко предложил он.

Лакей подал напитки, и Ральф отвлек внимание его высочества на себя. Брат подхватил с подноса бокал, опустошил его в один глоток и сделал обиженное лицо.

— Господи, ну и дрянь, — тихо пробормотал он, но мы оба услышали.

Юрий хмыкнул и повторил:

— Так что же?

— Не нужно, — я поклонилась. — Здесь, я помню, чудесный вид, — взяла фужер за тонкую ножку и подошла к каменной ограде.

— Верно, чудесный, — встал рядом со мной Юрий.

Перед нами раскинулся печальный зимний сад. Я пригубила вина и поморщилась от приторно сладкого вкуса малины на языке. Теперь ясно, что не понравилось Ральфу. Улыбнулась, прислушиваясь к их с Элизабет разговору, повернула голову и чуть в стороне увидела широкие ступени парадного крыльца.

Длинный черный автомобиль отъехал от входа. «Почти копия того, на котором прибыли мы», — вдруг подумала я, а потом все мысли разом вылетели из моей головы.

По белой мраморной лестнице поднимался мужчина. Высокий, в темном военном мундире без единого знака отличия, он вдруг остановился и посмотрел на наш балкон.

Мир исчез, исчезли краски, воздуха не было, и обманчиво сладко заныло внизу живота. Я не видела его лица, но чувствовала горячее дыхание у своих губ, жадные руки под черной юбкой платья, и жаркое "Алиана" стучало в висках.

— Кого я вижу, — протянул Юрий, и я вздрогнула.

О том, что он стоит рядом, я успела забыть.

— Неужто это господин Холд? Кстати, госпожа Алиана, как вы находите малиновое вино?

Ральф вернул пустой бокал лакею, вино — дрянь. Кажется, он не сдержался и озвучил свое честное мнение, иначе, откуда такое удивление на лице слуги? Прокололся, бывает. Он взлохматил волосы и улыбнулся, заметив, что Элизабет смотрит на него из-под ресниц.

Она мгновенно отвела взгляд, делая вид, что затянутые в чехлы скульптуры дворцового сада интересуют её значительно больше самого Ральфа. Лгала. Понимание мгновенно зажгло кровь. Теперь он знал, юная госпожа Холд отнюдь не равнодушна к нему. Боль в ноге была тому подтверждением, но он, пожалуй, не против почувствовать её злость еще раз. Наедине, и без платья.

Воображение услужливо нарисовало картинку обнаженной Элизабет в одних лишь черных туфлях. Он подойдет сзади и пальцами огладит нежный изгиб изящной спины. Тонкие каблуки сделали её выше, она откинет голову, и ямка между её шеей и плечом окажется у его губ. Он не станет целовать, но вдохнет сладкий запах женской кожи и коснется её плеча. И тогда она повернется, требовательно взглянет ему в глаза…

Ральф ослабил ворот черной рубашки. Сердце стучало как сумасшедшее, и нечем было дышать.

Элизабет качнула головой, выпущенный локон подпрыгнул у виска. Длинные волосы её были убраны в замысловатую прическу, и он поймал себя на том, что мечтает выпустить их на волю и, пропуская пряди между пальцами, любоваться перламутровыми бликами на густых темных завитках.

Ральф сцепил челюсти. Что за фантазии? Сестра рядом, и кое-где у него заиграло детство? Словно он достал и хорошенько встряхнул пыльные чувства из старого сундука. Только что-то чувства эти были совсем не детскими. В паху болезненно ныло, в груди росло недовольно собой.

Это всё армия, у него давно не было женщины. К этой досадной неприятности он до сих пор не привык. Неправда, была. Пару дней назад. Медсестричка в больнице, на глазах у Юрия. А потом в крошечный кабинет заглянула она. Ральф сощурился и сложил руки на груди. Так за что его наказала Элизабет, за наглость на ступенях дворцового крыльца? Или за ту мимолетную связь?

Ревнует? Догадка пьянила не хуже самогона, а синяк — ерунда. Боль может быть и приятной, если она захочет, он готов ей это показать.

Элизабет взяла вина и выпила сладкую гадость до самого дна. Облизнула губы, и он мысленно поблагодарил армейцев за длинный парадный пиджак.

Черт, это никуда не годится! Он просто не станет на неё смотреть. Не увидит ни нервно бьющейся венки на шее, ни складки платья на чуть спустившемся от движения лифе, и тонких пальцев в длинных черных перчатках, сжимающих пустой бокал, он тоже не заметит.

Она упрямо поджала губы и всё же посмотрела ему в глаза. Сделала шаг в его сторону, остановилась, словно на что-то решаясь, и Ральф в два счета оказался с ней рядом. Ноги сами привели.

— Позволите? — он протянул руку, чтобы забрать пустой бокал.

— Да, — она выдохнула, и ему стало жарко от этого «да».

Пальцы её обжигали сквозь ткань тонких перчаток.

Да. Пусть оставит их к черным туфлям. И длинные волосы упадут водопадом. Она перекинет их на плечо, но они ничего не спрячут, это он ладонями укроет высокую грудь.

— Полагаю, вам совсем нельзя пить, господин Бонк, — хрипло сказала Элизабет.

Ральф выгнул бровь и заинтересованно улыбнулся. Хорошо, что его мысли принадлежат ему одному.

— Почему же?

— Расширенный зрачок, учащенное дыхание, повышенная температура тела, судя по вашему покрасневшему лицу.

Ральф хмыкнул, забрал, наконец, бокал из её рук, с трудом, но оторвал взгляд от её глаз. Жестом подозвал лакея и отдал, пусть унесут. Повернулся к Элизабет, и пока она не опомнилась, наклонился к её лицу.

— Тогда вам, госпожа Холд, пить тоже нельзя.

Элизабет не сдержала улыбки и прикусила нижнюю губу. Как же ему хотелось провести по ней пальцем, чувствовать теплое влажное дыхание и … представлять.