– А я Мефодий, – сказал Буслаев.

Обычно его редкое имя вызывало удивление или недоверие:«Как-как? Мефодий? Может, не надо гнать?», однако эта девица отнеслась к имениМефодий с таким спокойствием, точно у нее все знакомые были Иммануилы,Фердинанды или, на худой конец, Ахиллесы.

– А-а!.. Забавное имя! А мне больше нравится, когда меняназывают Ната или Натали.

Дальше в беседе пошла такая случайная чехарда, которая можетбыть только у недавно познакомившихся людей. О цели своего визита Мефодий покапомалкивал, помня совет Арея вначале приглядеться к человеку. Да и Вихрова неинтересовалась, кто он и зачем ее искал. Судя по тем двум типам, которыеудалились в сопровождении собачек, она особенно не фильтровала свое окружение ивообще удивить ее можно было только случайным попаданием метеорита в тарелку ссупом.

Зато Мефодий узнал о Нате Вихровой много интересного.Например, услышал кучу категоричных суждений в духе: «Мне никогда не хочетсяспать!», «Мне никогда не бывает холодно!», «Я никогда ни в кого не влюблюсь!»,«Я никогда не опаздываю, если сама этого не захочу!», а также: «Ну разве это некайф? Негры в Африке умирают от жажды, а мы с тобой пьем холодную воду! Нусогласись, кайф? Они там мучаются, а нам тут клево!»

– Кайф! – не вслушиваясь, машинально повторил Мефодий.Голова у него странно кружилась.

– О, признался! Он признался, люди, что он нравственнаяамеба! Ловите маньяка! – завопила Вихрова, но, к счастью для Мефодия, пылающихнегодованием прохожих поблизости не оказалось. Да и вообще, кроме телефоннойбудки с отрезанной трубкой и возможных вездесущих духов мрака, никто не могподслушать их разговора.

В данный момент Мефодия больше волновало другое. Он уженесколько минут замечал, что с ним происходят загадочные вещи. Он хотел, но немог оторвать глаз от лица Наты. Взгляд приклеился к нему так же, как некогда вдетстве язык прилип к полозьям санок, когда он зачем-то попытался лизнуть их наморозе. Мефодий чувствовал, что не смог бы отвести взгляд даже в том случае,если сзади на него мчался бы грохочущий самосвал.

Подвижное лицо девушки, то смеющееся, то капризное, неотпускало его. Ната то закатывала глаза, то надувала губы, то хохотала, топоправляла волосы – и все эти случайные, хаотические движения сливались вкакую-то странную мимическую мелодию. Мефодию чудилось, будто он присутствуетна сеансе темного гипноза. Буслаев отчаянно сопротивлялся, но замечал, что еголицо начинает кривиться, смеяться или надувать щеки синхронно с тем, как этоделает девушка. Он почувствовал, что еще немного, и его собственная воляокажется настолько порабощенной, что он ласточкой спрыгнет с крыши многоэтажки,если это доставит его новой знакомой хотя бы мимолетное удовольствие.

И, кажется, сама Вихрова отлично осознавала, что происходитс Буслаевым. В глазах ее Мефу чудилась насмешка.

Эта насмешка и решила исход поединка. Поняв, что каждаяновая минута подтачивает его волю, сжирает ее, Мефодий попытался отвернуться,чтобы разорвать с лицом Наты визуальный контакт. Он смутно ощущал, что именно вэтом и состоит сила девчонки. Каким-то чудом ему удалось немного повернутьголову, но Вихрова тотчас коварно перебежала на новое место – и опять Мефодийоказался в тисках. Снова лицо его начало послушно кривиться, пытаясь успеть запостоянно меняющимся лицом Наты.

«Ну уж нет! Пигалица! МЕНЯ! Не бывать этому!» – подумалМефодий и, точно разрывая паутину, с усилием закрыл глаза. Одновременно с этимон представил небольшой круг, через который девчонка не могла переступить,чтобы коснуться его. Он ощущал – Арей все же сумел развить у него начаткиинтуиции – что прикосновение юной особы ничуть не менее опасно. Так, сзакрытыми глазами, постепенно вновь обретая контроль над собой, Мефодийпростоял несколько минут. Его бросало то в жар, то в холод, лоб заливал пот,колени дрожали и вихляли, точно у пританцовывающего Тухломона, но Мефодийпонимал, что это скоро должно закончиться. Это кипит и бурлит в нем чужеродная,сопротивляющаяся магия, утратившая связь с хозяйкой. Раза четыре он ощущал, чтодевчонка пытается пробиться в защитный круг, но неведомая сила останавливала ееу черты.

Наконец воля вернулась к Мефодию в полной мере. Онрешительно открыл глаза и спокойно посмотрел на Нату. Вот теперь онадействительно озадачилась. Безумная, иссушающая игра мимики прекратилась.

– Как ты освободился? Обычно парню, чтобы влюбиться в меня,нужно всего две-три минуты! А ты двадцать минут сопротивлялся, а потом еще истряхнул чары! – воскликнула Ната.

– Влюбиться в тебя?

– Ну да… – Она немного смутилась. – Все началось в пятомклассе. На контрольной по математике – сама не знаю зачем – я начала строитьглазки учителю… Даже не строить, а так… кривляться… Он терпеть меня не мог, итерять было особенно нечего… Я строила глазки, улыбалась и думала: что, слабопятерку поставить, старый пень? Хотя бы одну… В общем, забегая вперед, онпоставил мне в журнал столько пятерок, что у него закончилась строчка и ещепятерок сто он поставил просто на столе… Он даже в воздухе пытался писать,когда его увозили в психушку. Я думала, это случайность, но вскоре ситуацияповторилась, правда, уже с одним парнем из десятого.

– И этого в психушку? – заинтересовался Мефодий.

Ната одарила его поощрительным взглядом.

– Не-а. К тому времени я научилась вовремя притормаживать.Манипулировать, не доводя до точки закипания. Иметь хорошие тормоза – ценнаявещь, если только не нажимать на них слишком часто.

– То есть, если ты захочешь, то заставишь человека сделатьчто угодно? – уточнил Буслаев.

– Угу. Хоть носом кнопку лифта нажимать до конца жизни… –сказала Ната самодовольно. – Для этого мне достаточно коснуться человека илиудержать его взгляд. Но на тебя вот не подействовало. Ты что, особенный?.. А? Ивообще, почему я тебе все это рассказала? А?

Заметив, что девчонка вновь начинает испытывать на нем игрусвоей мимики, Мефодий благоразумно отвернулся. Если тебе один раз удалосьувернуться от кирпича, это не значит, что стоит просить приятеля кинуть еще.

Ната хотела коснуться его, но неожиданно с крайнимудивлением посмотрела на свою ладонь.

– Эй! Я не могла даже коснуться тебя, хотя ты просто стоял!Ты не разрешил мне! Как это сделал? Мой дар не знал осечек! – сказала она.

– Твой дар? – переспросил Мефодий с улыбкой. Он понял уже,что, победив однажды, получил иммунитет.

– А чей? Не твой же? – возмутилась Ната.

В ее голосе, однако, не было уверенности.