– Буду рад, – сказал я. Запал у меня еще не прошел, и лицоне дрогнуло.

Офицеры поблагодарили, присели на другую сторону стола,девица начала им прелести кухни расписывать, особо рекомендуя рябчиков вимбирном тесте. Я глаза в газету опустил.

Да ничего. Какая разница. Кто во мне каторжника Ильмараузнает?

Ковырял я лосося, запивал молодым вином, что девушкаисправно в бокал подливала, только не шла еда в горло. Никак не шла.

Офицеры свой заказ сделали, заговорили вполголоса. Вроде идела им до меня нет… только один раз здоровый этот и глянул… а по спине холодпробежал.

Нехороший взгляд. Слишком уж равнодушный.

Сестра, сохрани дурака для покаяния!

Хозяин ресторана снова мелькнул, к столику подошел, мнеулыбнулся мимолетно – я для него ничего не значил, офицерам руки пожал.

– Проголодались, господин Арнольд? – спросил он того, чтопокрепче.

– Да, как собака… – буркнул офицер на плохом романском.

– Говорят, облава была в городе?

– Да.

Не очень-то он разговорчив… и тут морозец, что по спинебегал, пургой обернулся.

Арнольд? Офицер Стражи? С акцентом германским?

– Схватили душегубцев? – любопытствовал хозяин дальше.Видно, титулами они равны были. Похожи, как копье на зубочистку, хозяин весьизнеженный, субтильный, точно Давид, а с Арнольда будто Голиафа ваяли, одинсмех на них смотреть рядом со скульптурами. А все одно – титулом равны, нам нечета…

– Не душегубца ловили, – встрял очкарик, чуть пренебрежительно,видно, он еще родовитее был. – Ильмар-каторжник в городе объявился. Всепобережье в постах, а он, зараза, к нам добрался…

– Тот, что принца похитил? – воскликнул хозяин.

Вот уже как все повернули!

Я сообразил, что жую кусок лосося вторую минуту, торопливопроглотил, сам подлил себе вина. Вопросительно глянул на стражников, улыбнулсяподобострастно. Им вина еще не принесли, и очкарик без ложной гордостисогласился. Плеснул себе и Арнольду, залпом выдул. Хозяин возмущенно завертелголовой, отыскивая прислугу. Две девушки уже тащили и вино, и закуску… вот какзавертелись перед аристократами…

Арнольд не пил. Крутил бокал в пальцах, смотрел на очкарикас таким неодобрением, что только дурак бы не заметил.

Очкарик не заметил.

– Тот, тот, – подтвердил он. – К старым дружкам наведался. Ате и нашим, и вашим, и доложили, и уйти позволили. Ничего, дружки на допросе,город в тройном кольце, войска подняты. Никуда теперь ему не деться.

Сестра-Покровительница…

– Маркиз, не стоит это говорить, – сказал Арнольд. Прибавилпо-германски: – Я позволю себе предложить вам сменить бокал и попробоватьрозовое токайское…

Я лениво повернулся к суетящимся девушкам:

– Кофе. И османскую медовую сигару.

Они растерянно переглянулись. Хозяин пришел им на помощь:

– Увы, любезный, сегодня медовых сигар предложить не можем.Есть вест-индские, есть османские с коноплей…

Конечно, медовых не предложат. Таких просто на свете нет.

Всем своим видом я изобразил возмущение. Потом сказал:

– В моем плаще, во внутреннем кармане… Нет, принесите плащ,я сам достану.

Один взгляд хозяина – и девица двинулась к входу.

Арнольд крутил в руках бокал – вот-вот резной хрустальтреснет. Он, наверное, как и я, не верил в случайные совпадения. Вот и нерешался устраивать проверку в ресторане, на глазах аристократов. Сам, видно, измолодых выскочек, знает, как рада будет знать его оплошности.

Я ждал, проглядывая газету, но уже не различая букв.

Напряжение, возникшее между нами, наконец-то коснулось итупого очкарика, и гостеприимного хозяина. Только они еще не поняли, в чемдело.

Девушка вернулась, с плащом на железном подносе. Смешно.Плащ полупросохший, в собственном соку.

– Медовые сигары должны быть в каждом уважаемом заведении! –скандальным голосом произнес я, потянувшись к плащу. Взгляд Арнольда скользнулпо серой ткани. Видимо, это был последний штрих моего портрета, которого ему нехватало для полной уверенности.

– Не двигайся, Ильмар-вор! – со своим жутким акцентомрявкнул он.

Поздно.

Ударом ноги я опрокинул на стражников стол – за секунду дотого, как Арнольд собрался сделать то же самое. Вырвал из кармана плаща пулевикмногозарядный – эх, Нико, перемудрил ты самого себя, недооценил стражу,корчиться тебе на старости лет под кнутом палача…

– Всем лечь! – завопил я, одной рукой курок взводя, какаристократы делают. Получилось – щелкнула железка, отходя, и Арнольд замер, наствол глядя. – Всем лечь! Я душегуб, счета не знаю!

Посетители за столиками сразу лицами в пол уткнулись – иаристократы, и бюргеры, и стражники, которых в зале было чуть ли не с десяток.Видно, все понимали, что такое пулевик многозарядный в злых руках.

И если бы офицер-очкарик геройствовать не стал, так бы я ивышел из ресторана, задом пятясь, сто человек враз напугав.

– Ильмар! – радостно взвизгнул придавленный столом очкарик.Ему уже аудиенция в Доме виделась, награды, слава, титул новый.

Пулевик у него был попроще моего, не многозарядный, адвуствольный. Зато орудовал он им ловчее. Как я ствол увидел, так сразу наспуск и нажал. В молодости доводилось мне стрелять из армейского ружья,кремневого, но то совсем другое дело. И палит с заминкой, и отдача другая, испуск легче.

Грохнул выстрел на весь зал, вспухло облако вонючего черногодыма, а пуля между Арнольдом и очкариком в пол ушла.

Арнольд вмиг скользнул вбок, а очкарик не испугался. Отвагау него была, глупая, но крепкая. Я уже бежал, прыгал между статуями. Пуля меняминула, угодила прямо в несчастного Голиафа, аккурат в его могучую мужскуюстать, раскрошившуюся в белый песок. От грохота и ударившей в лицо пыли ядернулся неуклюже, упал, снова лицом к страже развернувшись. Пулевик к рукебудто прирос, а что с ним дальше делать, я и забыл.

– Держи вора! – вопил радостно очкарик.

А хозяин ресторана, вот уж чего не ожидал, тоже решилгеройствовать. Только не меня ловить – тут он свои шансы хорошо понимал, аспасти несчастные скульптуры. Бросился к Давиду, припал, на лице решимостьвперемешку с напрягом отразились, даже сам похож стал на каменного юнца. Может,и впрямь с его предков лепили? Ударил холодный ветер… о-го-го, такую махину наСлово взять!