По мостику – изящному, мощенному белым камнем, я перешелчерез канал. Постоял в раздумье, решая, сразу ли податься к станции дилижансовили позволить себе хороший ужин. В «Оленьем Роге» мне поесть не удалось, номожно в другие места наведаться. В такие, где беглого каторжника никак ждать нестанут, в «Медный шпиль» или в «Давид и Голиаф». Много есть приятных заведенийв вольном городе.

Народу вокруг было негусто. Плохая погода всех по домамразогнала, что ли? Стояли на набережной отец с сыном-подростком – обакраснощекие, плотные, в плотных куртках и зеландских дождевых шапках. Кормилиплавающих в канале уток, кидая куски белой булки с сосредоточенным, серьезнымвидом. Утки жрали хлеб лениво, даже их прожорливости наступает предел. Сытыйгород, благодушный. Тут даже нищие истощенными не выглядят. Вот в той жеЛузитании – вроде бы и климат благодатный, и земля родит щедрее, а поглядишь посторонам – нищета нищетой.

Почему вот так странно все устроено? В краях, где человекужить должно быть легко и приятно, люди с голоду пухнут, бедствуют. А здесь –преуспевают, Дом хвалят с утра до вечера. И ведь не только в Державе так, вафриканских странах, где вообще, по слухам, рай земной, все цветет и плодоноситкруглый год, – там как была в древние времена дикость, так и осталась. Бегаютголозадые негры, лопают друг друга, да еще и цивилизации противятся…

Может, человеку не должно быть в жизни легко? Когдапривыкает он, что каждая пальма плодами увешана и спать можно под открытымнебом, так сразу воля теряется. Вместо труда терпеливого, что Искупительзавещал, привыкают на случай надеяться.

Хотя все равно не понять… Вот Китай, уж на что людитрудолюбивые и умные, таких вещей навыдумывали, что в нашей Державе до сих порнет, а тоже – полстраны голытьба…

Бюргеры птиц докормили, отряхнули руки, да и пошли вдольканала. Отец трубку достал, сынок со спичками засуетился, огонь поднес. Вотжизнь у людей безмятежная… завидно мне, или нет?

Нет, наверное. Я бы от скуки помер.

Лучше уж по краю ходить, чем со скуки уточек хлебомоткармливать.

С этой мыслью я двинулся – так, без цели особенной, неслишком-то таясь и не спеша. Прошел по Волвенстраат, вышел на другой канал –Херенграхт, где дома были еще выше, иные с золочеными шпилями. Гордые купцы ина железные небось не поскупились бы гордыни ради, да ведь не сберечь, неустеречь железный-то шпиль… В этих местах и людей гуляло побольше. Встретилсябогатый русский с двумя некрасивыми, тощими женами и одниммордоворотом-охранником, за ними следом карманник крался – я наметанным глазомсразу увидел. Вряд ли что сопрет, русский, похоже, из их аристократов, всеценное на Слове держит, да и охранник-татарин даром что невысок да плотен, адвижения ловкие, взгляд цепкий, живо отсечет чужую ручонку кривой саблей…

Ладно, это их игры, мне они безразличны.

Потом навстречу стайка девиц попалась, не из простолюдинок ине из гулящих, а молоденькие бюргерские дочки. Из женской гимназии небосьвозвращаются. Вон и охранники сзади, двое, с суровыми лицами, с короткими,обтянутыми свиной кожей дубинками, удобными в уличных стычках. Лица постные, аглаза нет-нет да и стрельнут по девицам, по тугим попкам, по крепким икрам втеплых чулках. К этим стражам еще одного надо приставить, чтобы за нимиприсматривал…

Нет. Что-то я совсем расслабился. Будто пытаюсь из головывсе сказанное Нико вытрясти, убедить себя, что ничего страшного не происходит.Сейчас перекусить поплотнее – да и в путь.

Я поплутал чуть по узким улочкам, перешел еще один канал,вроде бы Сингел, и направился к площади Дам, к ресторану «Давид и Голиаф» –месту в Амстердаме известному и популярному. Там, конечно, всегда хватаетофицеров армии и стражи, морских капитанов, просто аристократов. Но как раз втаком месте никто и не подумает в посетителе каторжника подозревать.

Как ты говорил, мальчик высокородный? Лиса от собаки вконуру спряталась? Так и поступлю…

Здесь цены были еще выше, чем в «Оленьем Роге». И самоздание побогаче, внутри на цепях люстры висят, поверить трудно, железные –искусной ковки, с керосиновыми лампами.

А само название – «Давид и Голиаф» возникло от статуй,внутри установленных.

Сдал я плащ слуге, запоздало сообразив, что в карманепулевик. Да ладно, не рискнет слуга в таком месте по карманам шарить. Прошел взал, подбежала девушка-прислуга, хорошенькая, если на лицо не глядеть, провелак свободному столику. Прямо между скульптурами.

Козырное место. То ли случайно освободилось, то ли вид уменя стал уж совсем благопристойный. Сел я, вполуха щебетание девушки слушая –сегодня у них лосось удался, да и вся остальная рыба, а вот перепелки не очень,хотя если господин пожелает…

Скульптуры были мраморные. Старые, деревянные, при пожаресгорели, тогда дед нынешнего хозяина и заказал великому Торвальдсену новые. Тотеще не во славе был, но таланта ему всегда хватало.

Давид стоял, опустив пращу, улыбаясь уголками рта. Скульпторвсе передал – и молодость безусого лица, и небрежную ловкость обнаженного тела,и хищный прищур глаз. Давид был красив, зол и красив, как в преданиях.

А Голиаф уже упал на одно колено. Могучий мужчина вдоспехах, вышедший на честный бой и сраженный подлым ударом в висок. Напростом, бесхитростном лице застыла мука и удивление, он еще пытался подняться,но ноги не держали. Только Голиаф все равно вставал, каменные мышцы вздувались,как канаты, и жизнь, которой в камне нет и не было никогда, опаляла любого,взглянувшего на сраженного воина. Казалось, он все-таки встанет. Дойдет доДавида, который со страху повторно окаменеет, да и опустит тяжелый кулак накудрявую голову…

Великие скульптуры. Великий скульптор. Я знал, за эту парухозяину ресторана немалые деньги предлагали. Еще два ресторана смог бы открыть…только что же он, дурак, сук под собой рубить? На этих скульптурах, на могучембойце, умирающем, но рвущемся в бой, и на насмешливом юнце, зло глядящем надело своих рук, вся популярность ресторана держится. Конечно, и кухня хороша,но мало ли где вкусно кормят…

Будь хозяин ресторана из простых, рано или поздно отобралибы скульптуры. Но он и сам был аристократ, барон захудалый, но Слово знающий ив Дом вхожий. А что ресторацией занимался – так это тяжелая судьба вынудила,это еще не позор…

– Да, господин? – терпеливо повторила девушка. Я сообразил,что минуты три уже пялюсь на скульптуры, не делая заказа. Виновато улыбнулся:

– Каждый раз любуюсь…

Девушка кивнула, украдкой кидая взгляд на скульптуры. Ей онитоже нравились. Интересно, кто больше, мужественный Голиаф или женоподобныйкрасавчик Давид?

– Принесите финскую праздничную закуску, – начал я. – Потом– лосося в красном вине – именно в красном, ваш повар этот рецепт знает. Кофекрепкий. Сейчас – молодое белое, лучше из южных провинций, к кофе – хорошийконьяк.