открыла рот, чтобы возмутиться, но тут мимо со свистом пронеслись сани, запряженные… быком! Выкрашенная в красный цвет дуга, ленты на рогах… Парни в санях смеялись и заливисто свистели, за ними вслед, захлебываясь лаем, неслись собаки.

Запас терпения Звездоцапа достиг своего предела. Не в силах больше сдерживать задор, он выдрался из рук Снеженики и спрыгнул в снег. Расправил крылья и что есть духу припустил следом, включаясь в общее веселье.

— Стой! — завопила та, кидаясь за ним, но угодила в толпу ряженых.

Парни и девки в меховых накидках, с рогами и разукрашенными масками на голове изображали нечисть и кикимор. Они мычали, рычали, пугая селян, у одного вместо шапки красовался бычий череп.

Толпа «нечисти» с визгом и гиканьем подхватила Снеженику, Федоську и князя и затянула в дикий хоровод. Откуда ни возьмись появились цыгане. Пестрые юбки замелькали в воздухе, загромыхали медяки на ожерельях. В центр круга выпихнули мужика с медвежьей шкурой на голове. Он стянул ее и расплылся в пьяной улыбке:

— Барин, а весело-то как!

— Ефим! — возмущенно взвизгнул князь. — Ты какого лешего тут делаешь? Коня поймай! В Сосновку ехать надо!

Он растолкал толпу, вытаскивая за шиворот Ефима, который, судя по всему, пребывал далеко в нирване. Потом сам поймал коня и сунул поводья в руки Ефиму:

— Запрягай! Сударыня, — это уже к Снеженике, — как поеду обратно, обязательно навещу!

— Зачем? — немного растерялась та.

— Мне может потребоваться ваша… помощь, — князь поиграл бровью и скрылся в толпе.

— Только попробуй! — сквозь зубы процедила Федоська, провожая его взглядом. — Так разукрашу — вовек не забудешь! Он не по тебе!

— По тебе ли? — ехидно усмехнулась Снеженика.

Этот хлыщ ей и даром не сдался, но позлить Федоську страсть как хотелось. Та уже пыхтела как паровоз. Воображение подкинуло картинку: они с Федоськой катаются по снегу, таская друг друга за косы, вокруг смеются люди, лают собаки, скоморохи люто завидуют, а Димитрий разочарованно качает головой. Синяк под глазами, клок выдранных волос в руках, рассыпанные бусы на снегу… Финал. Аплодисменты.

Федоська, судя по всему, подумала о том же, поэтому грозно полыхнув глазами, развернулась и зашагала прочь.

Снеженика оглянулась в поисках своих. Девчат и след простыл — наверняка театру побежали смотреть. Дед Данила обнаружился за накрытым столом. Он восседал у самовара и воодушевленно играл бабкам на гармони, те млели и охотно подпевали. Димитрия нигде не было видно, зато рядом вещала бабка Матрена, взахлеб докладывая новости всем любопытным:

— Какого-то дурня прислали — грамоте не обучен, манер не знает. Молодой да бестолковый аки пень дубовый. Говорит не по-людски, двух слов связать не может. Его даже Глашка Данилова за пояс заткнула.

— Дык енто он петуха ее испужался!

— А петухов от него прячьте, сказал, подати собирать будет, с кажного двора по петуху, ага! Себе на пропитание. А Ермолая Потапова, почти покойного, дорогу на мельницу расчищать отправит!

Снеженика закатила глаза к небу. Во дает бабка! Отсюда и повелась, наверное, игра в испорченный телефон. Но что же делать дальше? Она призадумалась. Можно присоединиться к девчатам, хотя здорово распирает поискать Димитрия, но нужно сначала отловить Звездоцапа…

— Барин тонет! — вдруг истошно заголосили в толпе. Все засуетились, кто-то взвыл, бабы ахнули. — Почти весь утонул! Не уберегли посланника царского!

_________

Внимание! Автор не претендует на историческую точность! Помним, что роман юмористический, а не исторический)))

Глава 22

— Барин тонет! — толпа рванула к речке. — Ой, батюшки, что деется!

Снеженика подцепила юбку и заторопилась вслед за всеми. Когда он успел-то? Только что тут был, глазки строил!

Селяне столпились на берегу, в глазах у баб читался ужас.

Деревянные сани медленно уходили под треснувший лед прямо на середине реки. Они надсадно скрипели, проседали, кренились на левый бок и на глазах погружались в ледяную воду.

На крик сбежался и сосновский люд с другого берега: дети, бабы, рыбаки. Народ галдел, суетился, бегал взад-вперед, но лезть на лед никто не решался. Все с любопытством смотрели на дорогие сани и рвущего жилы коня, что отчаянно пытался выбраться из ледяной ловушки. Коня держал под уздцы уже протрезвевший Ефим и отчаянно тащил его из воды. Ледяное крошево летело из-под копыт, конь бился и фыркал, стреляя полными ужаса глазами.

С князем ситуация обстояла и того хуже. Он, судя по всему, ухнул в воду, как только сани черпнули воды, и теперь почти по плечи был зажат между санями и кромкой льда, что угрожающе трещал и крошился от любого прикосновения. Одно неосторожное движение — край отломится, и сани тут же перевернутся. Одной рукой Долгомышкин цеплялся за деревянный обод, второй — пытался снять напитанную водой шубу.

— Да кой же бес тебя сюда понес? Переправа-то правее! — орали с берега Ефиму. — Коня отстегивай быстрее! С санями не выдюжит!

Ефим суетился, пыхтел и не знал, за что хвататься: он то бросал коня и бежал к саням, потом спохватывался и спешил обратно, черпая валенками воду. Лицо покраснело, борода висела сосульками, изо рта вырывался пар.

— Во дура-ак! — возмущались мужики. — Здесь полынья, и лед некрепкий, у нас про то кажный ребенок знает!

— Дык дети санками и накатали, вот конюх и попутал спьяну! — галдели на берегу.

К реке сбегались все новые люди, участливо уточняли, что к чему, мотали головами и присоединялись к громко сочувствующим.

— Князь по указу самого амператора к нам приехал! Управу чинить! А конюх его с цыганами напился, да в полынью его и завез. Теперя тонет! — вещала вездесущая бабка Матрена. Она, как представитель местных СМИ, собрала вокруг себя наибольшую кучу народа. Только микрофона в руках не хватает и оператора с камерой рядом.

— Дык это и не конюх даже, а писарь…

— Да какой он писарь, просто дворовый мужик…

— Эх, не уберегли князя…

— О-хо-хо, молодой, совсем не пожил… А цыгане-то выступать будут?

— Глядите! Глядите!

Лед опасно затрещал, от полыньи в разные стороны тонкими змеями поползли трещины.

— Барина, барина спасай! — подсказывали мужики суетящемуся Ефиму. — Бросай коня!

Тот месил ногами ледяное крошево, проваливаясь по колено в воду, но ухитрился-таки отцепить упряжь. Перепуганный конь заколотил копытами по льду, Ефим упал на пузо, подтягивая его за поводья.

— Бросай его, дурак! Сани сейчас перевернутся, и князь твой полностью потонет!

Сани совсем просели, наполняясь водой, и медленно завалились назад. Бабы в толпе заголосили.

Ефим вскочил, бросил поводья и метнулся к саням, запутался в ногах и плюхнулся на лед, проехав на пузе почти до самой полыньи.

— Во непутевый, ведь сам сейчас провалится, ни