спалила меня жаром тысячи пульсирующих звезд и превратила мою душу в окалину. Даже став стариком, которому уже отказал разум, я все равно буду вспоминать сладкий огонь ваших губ под моими губами, и говорить самому себе: «Да, вот это был поцелуй!»

Дьявол с серебряным языком, подумала Пандора, не в силах скрыть кривую усмешку. Только вчера она услышала, как Габриель добродушно подшучивал над отцом, который любил выражаться тщательно продуманными, законченными, сложными, как лабиринт, фразами. Совершенно очевидно, этот его дар перешел к сыну.

Почувствовав, что ей нужно установить дистанцию между ними, она выбралась из его объятий.

— Я рада, что вы не больны сифилисом. — Она встала и принялась поправлять юбки, пришедшие в жуткий беспорядок. — И ваша будущая жена — кто бы она ни была — тоже будет рада.

— Действительно, — сухо сказал он, поднимаясь на ноги и отряхивая брюки. — Спасибо Господу за воздушные шарики из кишок овцы.

Глава 10

Соседские семьи, приехавшие на ужин, оказались довольно многочисленными, с войсковыми порядками из детей разных возрастов. Это было веселое собрание: оживленный разговор порхал над длинным столом, за которым сидели взрослые. Самые маленькие ужинали наверху в детской, а тем, кто постарше, накрыли в комнате, смежной с главной столовой. Атмосферу вечера украшала тихая музыка — на арфе и флейте играли местные музыканты.

Шеф-повар Шоллонов и вся кухонная прислуга превзошли сами себя в разнообразии блюд из ранних овощей, свежевыловленной рыбы и дичи. Хотя повар и в Эверсби готовил отлично, еда в Хероне-Пойнте была выше всяческих похвал. На стол подали овощи разных цветов, нарезанные тончайшей соломкой, нежную сердцевину артишоков, зажаренную в масле, речных раков, приготовленных на пару, в соусе из белого бургундского с трюфелями, а также нежнейшее филе камбалы в панировочных сухарях. Помимо того были еще фазаны, завернутые в бекон и зажаренные в собственном соку до полной готовности, сервированные вареным картофелем, политым сливочным соусом. Говяжьи отбивные, обильно сдобренные перцем, вынесли на массивном блюде вместе с покрытыми золотистой корочкой миниатюрными пирожками, начиненными дичью. В дополнение ко всему на столе на маленьких изящных тарелочках появились макароны, запеченные со швейцарским сыром грюйером.

Пандора сидела тихо не только из страха сказать что-то невпопад, но также из-за того, что была полна решимости отведать как можно больше этих деликатесов. К сожалению, корсет был безжалостен к гурманам. Каждый лишний кусочек оборачивался острой болью под ребрами и невозможностью вдохнуть полной грудью. К ужину Пандора надела свое лучшее платье из шелка модного оттенка «bois de rose»[3], который подчеркивал чистоту ее кожи. Фасон был самый простой, с низким квадратным вырезом и юбками, собранными сзади, чтобы обозначить тонкую талию и стройные бедра.

К ее досаде, Габриель сидел не рядом с ней, как было в предыдущие вечера, а занимал место в конце стола рядом с герцогом, величавой леди и ее дочерью. Женщины смеялись и беззаботно болтали, наслаждаясь вниманием двух любезных мужчин.

Габриель выглядел стройным и красивым в вечернем фраке с белым шелковым жилетом и жестким белым галстуком. Он был безупречен, холоден и полон самообладания. Свет люстры мягко освещал его, зажигая золотые искры в волосах, подчеркивая высокие скулы и решительные линии крупного рта.

«63. Я не могу выйти замуж за лорда Сент-Винсента хотя бы из-за того, как он выглядит. По сравнению с ним я — ничтожество».

Вспомнив, как всего два часа назад его губы прижимались к ее рту, Пандора заерзала на стуле и отвела глаза от Габриеля.

Она сидела ближе к герцогине, на другом конце стола, между молодым человеком и пожилым джентльменом, который был явно покорен хозяйкой дома и делал все возможное, чтобы сосредоточить ее внимание на себе. Оставалась маленькая надежда на разговор с Фебой, но та сидела напротив с отсутствующим видом и дегустировала еду крохотными кусочками.

Рискнув взглянуть на горделивого молодого человека рядом — как же его зовут? Мистер Артурсон? Артертон? — она решила завести с ним непринужденный разговор.

— Сегодня прекрасная погода, не правда ли? — начала Пандора.

Сосед отложил столовый прибор, промокнул уголки рта салфеткой и после этого ответил:

— Да, весьма прекрасная.

Приободрившись, Пандора задала вопрос:

— Какие облака вам нравятся больше — кучевые или слоисто-кучевые?

Он посмотрел на нее и, слегка нахмурившись, спросил:

— А в чем разница?

— Видите ли, кучевые — пушистые и округлые, как вот эта картофельная горка. — Ткнула она в пюре вилкой, а затем распределила его по тарелке. — Слоисто-кучевые облака плоские и могут образовывать слои или волны. Вот примерно так. Они могут формировать большие массы или распадаться на небольшие части.

— Я предпочитаю плоские облака, которые похожи на покрывало.

— Высокослоистые? — удивилась Пандора и отложила вилку. — Но они такие скучные. Почему они вам нравятся?

— Они обычно предвещают дождь. Я люблю дождь.

Это заявление могло стать поводом к беседе.

— Я тоже люблю гулять под дождем! — воскликнула Пандора.

— Нет, я не люблю гулять под дождем. Я люблю сидеть дома. — Неодобрительно заглянув ей в тарелку, молодой человек принялся сосредоточенно жевать.

Смирившись, Пандора бесшумно вздохнула, взяла вилку и попыталась собрать картофель в нечто единое.

«64. Никогда не превращай еду в наглядное пособие во время светской беседы. Мужчины этого не любят».

Когда Пандора подняла глаза от тарелки, то увидела, что Феба смотрит на нее, и приготовилась услышать какое-нибудь саркастическое замечание.

Однако голос Фебы был мягок, когда она заговорила:

— Один раз мы с Генри видели облако над Английским каналом, которое по форме было идеальным цилиндром. Оно тянулось вдаль, на сколько хватало глаз, как будто кто-то скатал в рулон огромный белый ковер.

Это был первый раз, когда Пандора услышала, как Феба называет своего покойного мужа по имени. Она осторожно спросила:

— Вы с ним когда-нибудь пытались увидеть фигуры в облаках?

— О, все время. Генри был умница. Он мог увидеть дельфинов, корабли, слонов, петухов. Я ничего подобного не замечала, пока он не показывал на них. И тут же фигуры возникали, как по волшебству. — Серые глаза Фебы стали прозрачными, наполнились бесконечной нежностью и тоской.

Хотя Пандора знала, что такое горе, пережив смерть родителей и брата, она поняла, что эта потеря совершенно другого рода, более тяжелая и невосполнимая.

Полная сострадания и сочувствия, она решилась сказать:

— Он… Он, кажется, был хорошим человеком.

— Да, был, — ответила Феба. — Как-нибудь я вам расскажу о нем.

Наконец Пандора поняла, куда может завести вежливый разговор о погоде.

После ужина, вместо того чтобы по обычаю разделиться на мужскую и женскую