Батлер небрежно кивнул моджахедам.

— Работайте.

Сам же отошел, прислонившись к горячему капоту «Хаммера». Не выдержал и приложился еще раз к фляжке. Беспокойство не отпускало, а все больше нарастало. Не выходил из головы проклятый русский самолет.

Моджахеды работали лениво, но все же вскоре разгребли песок.

— Вход есть, — сообщил Батлеру Андерсон, следивший за земляными работами.

— Отлично. Теперь дайте поработать саперам.

Источник информации заверял, что в бункере есть пара закладок, и сказал примерно, где они. Саперы справятся — ребята в ЧВК не зря получают хорошие деньги.

Батлер распахнул дверцу «Хаммера», взял трубку спутникового коммуникатора, чтобы уточнить в штабе по поводу того злосчастного самолета-разведчика. Ничего нового не узнал, кроме того, что самолет никуда не делся. Потом увидел, как моджахеды, не опасаясь возможного взрыва, оживленно галдя, столпились около входа в бункер. Было видно, что их распирает дикарское любопытство — что это за сокровищница Али-Бабы, и не стоит ли рискнуть прибить американцев и самим завладеть добычей.

Батлер вылез из салона и крикнул:

— Андерсон, отгоните туземцев от прохода. И подойдите сюда.

Заместитель резидента вразумил диковатых союзников, которые нехотя разбрелись в стороны, позволив саперам спокойно доработать, и подошел к «Хаммеру».

— Слушаю, босс.

Тут резидента подхватила волна, ударила о тупой бронированный бампер «Хаммера», чудом не переломав кости, и грохнула оземь.

Батлер отключился на несколько мгновений. Сознание вернулось рывком, но все было как в тумане — он ничего не чувствовал и не слышал. Запела в груди тоскливая жалобная струна, и пронеслось в голове — ну вот и все.

Потом он ощутил свое тело. Почувствовал боль от камней, о которые ударился при падении. Затем вернулись звуки.

Резидент приподнялся, посмотрел в сторону бункера, который сейчас был прикрыт клубящейся пылью и дымом.

Рвануло знатно. Наверняка от двух саперов, работавших в бункере, не осталось ничего. Скорее всего, и группа сопровождения сильно поредела.

Батлер присел, прополз метр и прислонился спиной к колесу «Хаммера». Как сквозь туман он видел бежавших к нему людей. Ему помогли подняться, поддерживая за руки.

Он оттолкнул благодетелей. Встряхнул головой. К нему быстро вернулась способность соображать. И главная мысль была — тайника больше нет. Он просто взорвался — по беспечности саперов или так распорядилась судьба — не важно. Наследства Большого Имама не существует.

Пара минут резиденту понадобилась, чтобы окончательно прийти в себя. У него была контузия, хорошо, что не сильная, хотя приложило его знатно. А вот Андерсон пострадал гораздо меньше, очухался быстрее и уже успел раздать приказы. У него уже вторая контузия за последнее время, и обе от взрыва подготовленных вражескими подрывниками сюрпризов. Но ничего, держится бодро.

Вообще они на редкость легко отделались. Взрывные волны напоминали порой Батлеру огромных хищных кошек с непредсказуемым поведением — такая могла и подержать в мягких лапах, но была способна и раздавить в зависимости от настроения. В этом была мистика войны, которая жила по тем непостижимым человеку законам, карая и милуя по своему усмотрению. На этот раз им повезло.

Резидент потребовал у своего заместителя отчет, не замечая, что не говорит, а кричит. И ответные слова пробивались в его уши как через вату.

— Пятеро — безвозвратные потери, из них двое наши, — четко доложил Андерсон. — Еще несколько человек ранены. Все было бы гораздо хуже, если бы вы не отдали приказ расступиться.

— Надо было сидеть в укрытии за километр отсюда, — произнес Батлер, вспомнив русскую поговорку из тех, которыми его щедро пичкал перебежчик, — крепки задним умом.

— Нам надо уходить, — сказал Андерсон.

— Нет! — крикнул Батлер. — Будем разбирать завал!

И как аккомпанемент его словам прозвучал грохот рвущихся боеприпасов. Из зева бункера повалил густой дым, там что-то потрескивало и время от времени взрывалось.

— Мы не уйдем, пока не осмотрим все до последнего уцелевшего гвоздя! — воскликнул Батлер.

— Есть, сэр, — произнес Андерсон, стоя навытяжку и покачиваясь — его мутило и голова кружилась, но приказ есть приказ.

Быстро стемнело. Зажглись переносные светильники и автомобильные фары, осветившие место работы. Когда бункер перестал дымиться, плеваться огнем и грохотать, американцы погнали моджахедов на разбор его содержимого.

Вскоре резиденту стало понятно, как сильно ему повезло. Бо́льшая часть смертоносной начинки склада — ПТУРы, РПГ — не сдетонировала. Рассыпались, обнажив смертоносную начинку, но не взорвались. Если бы рвануло все, то он не отделался бы легкой контузией и ушибами.

Когда через пару часов содержимое бункера было тщательно осмотрено, Батлер сделал еще один важный вывод. Никакого архива здесь не было и в помине. Будь там бумаги или компьютерные носители информации, то при любом взрыве и пожаре от них осталось бы хоть что-то — обугленные, оплавленные куски, зола. Но не было ничего.

Он теперь был уверен, что наткнулся всего лишь на один из оружейных складов Большого Имама. У того имелось в запасе несколько таких тайников, куда складывались полученные от союзников оружие и боеприпасы.

— Черт, а ведь русский прав, — прошептал Батлер.

Вся эта затея ни к чему не привела. Значит, придется плотно сотрудничать с Сотниковым. Может, даже вновь переправить его на территорию Сирии.

Батлер грязно выругался, представив глумливую физиономию русского и его снисходительную улыбку, когда он узнает о неудаче американцев…

Вечером в наш жилой модуль на базе Хмеймим завалились четверо гостей. В свободное время мы общались в основном с авиационными техниками. Это, как правило, мужики зрелые, ушлые и малозвездные — для технаря в сорок лет быть старлеем в порядке вещей. Они были ребятами компанейскими и начисто лишенными снобизма летунов, считавших себя пупом земли в целом и сирийской кампании в частности, что в какой-то мере соответствовало действительности — ведь именно они бомбили моджахедов. Технари не сильно интересовались, кто мы и откуда — ну, какая-то штабная группа, много их тут, главное, что люди хорошие.

У авиаторов всегда в наличии бесконечные запасы спирта — из оружейной системы вылить пару десятков литров чистейшей волшебной жидкости ничего не стоит. Они как-то принесли его нам и страшно удивились нашему обществу трезвости. В моей группе по взаимной договоренности на все время командировок сухой закон. Спиртным мы не расслабляемся, хотя это и признанное средство от страшного напряжения войны. Не глушат же водку олимпийцы на соревнованиях. А наши рекорды порой куда важнее олимпийских.