Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я начал стягивать костюм Октавия. В кои-то веки я получил шанс раздеться, не сталкиваясь локтями с еще четырьмя парнями! В нормальной ситуации я бы наслаждался роскошью свободного пространства, но я не полностью оправился от катастрофы второго акта и лишь смутно радовался, что не приходится делить гримерку с Ричардом. Я аккуратно повесил рубашку, пиджак и брюки на вешалку, поставил обувь на стойку между обувью Джеймса и Александра. Моя собственная одежда валялась тут и там, вероятно, впопыхах кем-то подхваченная и разбросанная во время безумия, последовавшего за пятым актом, когда все бросились переодеваться, чтобы сбежать отсюда. Я нашел свои джинсы скомканными в углу. Рубашка висела на зеркале туалетного столика. Один носок спрятался под стулом, другой куда-то исчез.
Я сел и только успел надеть ботинки, как дверь со скрипом отворилась.
– Я гадала, будешь ли ты в гримерке, – сказала Мередит. – Мы не знали, куда ты запропастился.
На ней еще был этот проклятый халат. Я рискнул бросить на нее короткий взгляд и снова сосредоточился на завязывании шнурков.
– Мне нужно было немного отдышаться, – натянуто ответил я. – И я в полном порядке.
Я встал и направился к двери, но она преградила мне путь, прислонившись к косяку и подогнув одну ногу, как фламинго. Ее колено идеально вписалось в дверной проем. Я пристально посмотрел на нее, удивляясь, почему она пожаловала в мужскую гримерку. В выражении ее лица появилось что-то задумчивое и неуверенное, ее щеки пылали, как будто жар гнева еще не покинул ее.
– Мередит, тебе что-нибудь нужно? – спросил я.
– Отвлечься, быть может. – Она слегка улыбнулась, ожидая, что я все пойму.
Для любого другого было бы очевидно, что она имеет в виду, но до меня доходило медленно и через многогранное недоверие.
Я пожал плечами.
– Не думаю, что это хорошая идея.
Она склонила голову в почти нетерпеливом жесте.
– А почему бы и нет? – Она казалась искренне смущенной.
Мне пришлось напомнить себе, что она – прирожденная актриса.
– Потому что это такая игра, в которой людям делают больно, – ответил я. – Вот прямо сейчас Ричард меня не особо заботит, но я не хочу стать еще одним из многих пострадавших.
Она моргнула, и нетерпение исчезло, сменившись чем-то более мягким, не столь самоуверенным.
– Я не сделаю тебе больно, – проговорила она и сделала мне навстречу осторожный шаг.
Я оцепенело наблюдал за ней. Она двигалась плавно и неторопливо, словно не хотела меня напугать, а я отступал и не мог отвести от нее взгляда. Я видел шрам у нее прямо под ключицей – напоминание о руках Ричарда и о том, сколько вреда они могут причинить.
– По-моему, я знаю того, кто действительно способен сделать другому больно, – ответил я.
– Я не хочу думать о нем. – В ее голосе послышалось что-то болезненно-нежное, но я не сразу сообразил, что именно: стыд.
– Точно… ведь ты же хочешь отвлечься.
– Оливер, все совсем не так.
Я сглотнул ком в горле.
– Правда? Тогда – как? – спросил я, собравшись с духом.
Я не знал, чего я хотел этим добиться: заставить ее прекратить соблазнение или бросить ей вызов, обвинив в блефе, заставив показать себя во всей красе. Возможно, и то и другое сразу.
Похоже, сейчас никто бы не смог ее остановить.
Она смотрела на меня снизу вверх, но так, как никогда не смотрела раньше, и в ее остекленевших глазах горело что-то безрассудное.
– А вот так, – ответила она.
Я почувствовал ее руки на своей груди: ее теплые ладони ласкали мою кожу сквозь тонкую ткань рубашки. Сердце затрепетало от ее прикосновений, и я вдруг подумал, есть ли на ней что-нибудь еще – под этим халатом? Часть меня хотела сорвать его и все выяснить, а другая – ударить ее головой о стену, чтобы вбить в нее хоть каплю здравого смысла. Но тут она наклонилась ко мне, и соприкосновение с ее телом выбило из меня последние логические доводы.
Мои руки двигались сами, без моего разрешения, поднимаясь, чтобы найти изгиб ее бедер, прижимая холодный шелк халата к ее коже. Я почувствовал ее духи, сладкий, сочный и дразнящий аромат экзотического цветка. Ее пальцы мягко, но настойчиво легли на мой затылок, притянув мое лицо еще ближе. Пульс бешено стучал в ушах, а воображение предательски мчалось вперед. Я резко повернул голову, и кончик моего носа уткнулся в ее щеку. Если я поцелую ее, что же последует дальше? Я не верил, что смогу остановиться.
– Мередит, зачем ты?.. – Я не мог смотреть на нее так, чтобы не пялиться на губы.
– Потому что хочу, – ответила она.
Весь мой гнев, накопившийся в начале вечера, вскипел, как кислота: настолько рискованно и опасно то, что мы почти сделали.
– Ладно, – сказал я. – Почему? Потому что Джеймс не прикоснется к тебе, а Александру не нравятся девушки? Или ты пожелала разозлить Ричарда самым примитивным способом? – Я оттолкнул ее, чтобы мы больше не касались друг друга. – Ты ведь знаешь, каков он в ярости. Он размозжит головы нам обоим. Ты прекрасна, но ты этого не стоишь.
Последние слова сорвались с моих губ прежде, чем я успел их поймать, даже прежде, чем я осознал, насколько они ужасны. Она пристально посмотрела на меня какое-то мгновение, не двигаясь, а потом быстро повернулась и рывком распахнула дверь.
– А ты прав, – сказала она. – В этой игре людям действительно делают больно.
Когда дверь за ней захлопнулась, я невольно вспомнил наше первое занятие у Гвендолин двумя месяцами ранее. Мередит буквально сводила с ума своей красотой… но разве это затмевало в ней все остальное?
Я провел рукой по лицу, чувствуя тошноту.
– Проклятье, – тихо сказал я и сглотнул.
Я собрал вещи, закинул сумку на плечо и вышел в коридор. Я злился на себя и на Мередит. Когда я вернулся в Замок, то задержался у ее двери.
Какая-то стихотворная строчка блуждала у меня в голове.
«Мне чудилось, что кто-то закричал:
“Не спи, не спи!”»[39]
Я знал, что лучше в это не верить.
На следующее утро, сразу после семи, Джеймс вытащил меня из постели на пробежку. Сам я подняться с кровати не мог: казалось, что сила воли давно меня покинула.
Синяки на руках Джеймса выцвели до тусклого, гнилостно-зеленого оттенка, но он еще носил толстовку, рукава которой доходили до запястий. К тому времени было уже прохладно, и потому его прикид выглядел уместно.
Мы часто бегали по узким тропинкам, которые вились через лес на южной стороне озера. Воздух был прохладным и свежим, утро пасмурным, наше дыхание вырывалось длинными белыми струйками пара. Мы оба держали хороший темп, пока бежали петлей в две мили, переговариваясь короткими, неестественными репликами.