– Полегче, тигр.

Мередит отбросила волосы с лица и посмотрела на Ричарда, чуть приоткрыв рот и широко распахнув глаза. Пауза затянулась.

– Это что еще такое?!

– Стоп! – закричала Гвендолин из глубины зала, ее голос казался пронзительным и далеким.

Мередит поднялась на ноги и ударила Ричарда ладонью в грудь.

– Что за черт?!

– Что за черт? – повторил он.

По какой-то непостижимой причине он казался еще более разозленным, чем она.

– Ты не контролируешь себя!

– Слушай, сцена очень важная, я увлекся…

– И решил бросить меня на, мать твою, ступеньки?!

Гвендолин бежала по центральному проходу, крича:

– Прекратите сейчас же!

Ричард схватил Мередит за руку и притянул ее так близко, что их носы почти соприкоснулись.

– Ты действительно собираешься устроить скандал? – спросил он. – Я бы не стал.

Я мысленно выругался, сбросил с плеча руку Александра и побежал к Мередит, Джеймс последовал за мной, но Камило добрался туда первым, выскочив из первого ряда.

– Ого! – воскликнул он. – Разойдитесь. Давайте, успокойтесь, ребята.

Он осторожно отодвинул Мередит от Ричарда.

– Что здесь происходит? – спросила Гвендолин, подойдя к краю сцены.

– Дик решил поимпровизировать, – ответила Мередит, отталкивая Камило.

Она вздрогнула, когда его рука скользнула по ее ладони, и взгляд ее метнулся вниз – капля крови выползла из рукава халата. Моя собственная злость – удвоенная и запутанная отчасти из-за Мередит, а отчасти из-за Джеймса – клокотала в груди. Я стиснул зубы, борясь с самоубийственным желанием швырнуть Ричарда в оркестровую яму.

– У меня кровь, – ровным голосом произнесла Мередит, глядя на красные пятна на кончиках пальцев. – Ах ты, сукин сын!

Она повернулась и откинула полосатый занавес, проигнорировав Гвендолин, когда та крикнула:

– Мередит, стой!

Гнев Ричарда тускнел и угасал, словно испорченная лампа. Теперь он выглядел смущенным.

– Перерыв на пять минут! – бросила Гвендолин остальным. – Нет, на десять. Устраиваем антракт. Ступайте!

Второкурсники и третьекурсники двинулись первыми: медленно приходя в себя от волнения и покидая зал по двое, они перешептывались друг с другом. Я почувствовал, что Александр нависает надо мной, и сделал глубокий, успокаивающий вздох.

– Камило, проверишь, все ли с ней в порядке? – попросила Гвендолин.

Он кивнул, а она повернулась к Ричарду.

– А ты извинись перед девушкой, – твердо произнесла она. – И да поможет тебе Бог. Не делай больше ничего подобного, или я попрошу Оливера выучить твои реплики, и ты будешь смотреть премьеру, сидя в зале.

– Прошу прощения, – пробурчал он.

– Не извиняйся передо мной, – раздраженно ответила Гвендолин.

Ричард кивнул – почти смиренно – и проследил, как она медленно идет к своему месту. Затем он, похоже, осознал, что мы пятеро все еще стоим рядом, уставившись на него.

– Расслабьтесь, на самом деле я ей ничего не сделал, – процедил он, и каждое его слово сочилось презрением. – Она просто злится.

Джеймс рядом со мной так сильно сжал кулаки, что у него задрожали руки. Я переступил с ноги на ногу, чересчур взволнованный, чтобы хоть как-то ему ответить, и продолжал смотреть на Ричарда. Александр напрягся, наверное, приготовился, если понадобится, преградить мне путь, если я кинусь на Ричарда.

– Господи, – сказал тот, когда никто из нас не ответил. – Вы все знаете, что она королева драмы.

– Ричард! – укоризненно воскликнула Рен.

Он бросил на нее виноватый взгляд, но лишь на долю секунды.

– Серьезно, – сказал он, оправившись. – Я что, должен извиняться перед вами?

– Нет, конечно, – произнесла Филиппа ровным голосом, который отвлек меня от биения пульса в ушах. – С чего бы? Ты прервал репетицию, испортил сцену, заставил Мило разнимать драку, возможно, порвал костюм, может быть, повредил декорации и нанес увечье нашей подруге… добавлю, не в первый раз. Теперь Оливеру, вероятно, придется разучить твои реплики, сыграть твою роль и спасти представление, когда ты вновь облажаешься. И у тебя хватает наглости обвинять Мередит в том, что она – королева драмы? – Она склонила голову набок; ее голубые глаза были холодны как лед. – Знаешь, Рик, люди не будут вечно мириться с твоим дерьмом.

Она повернулась к нему спиной раньше, чем он успел ответить, и исчезла за кулисами. Она озвучила то, что мы все хотели сказать, и напряжение немного спало. Я выдохнул. Джеймс разжал кулаки.

– Не надо, Ричард, – произнесла Рен, когда он снова открыл рот. – Не надо, – повторила она и последовала за Филиппой.

Ричард фыркнул и повернулся ко мне, Джеймсу и Александру.

– Что-нибудь еще? – спросил он.

– Нет, – ответил Александр. – Думаю, она перечислила практически все. – Он бросил предупреждающий взгляд на меня и Джеймса, после чего тоже ушел, по пути роясь в карманах в поисках клочка бумаги для самокрутки.

Нас осталось только трое. Джеймс, Ричард, я. Порох, огонь, фитиль.

Ричард и Джеймс некоторое время молча смотрели друг на друга, как будто меня здесь и не было. Молчание между ними было неустойчивым, ненадежным. Я ждал, гадая, чем все это обернется, и нехорошее предчувствие заставило мышцы под кожей снова напрячься. Наконец Джеймс едва заметно улыбнулся Ричарду – слабая вспышка торжества – и последовал за Александром. Взгляд Ричарда остановился на мне, и я подумал, что он способен прожечь в моей груди дыру.

– А тебе еще рановато учить мои реплики, – усмехнулся Ричард, после чего убрался восвояси.

Я был спокоен. Неподвижен. Но в своем собственном восприятии – попросту нелеп. Запал без огня и того, что еще можно было поджечь.

Когда мы закончили репетицию – к счастью, без инцидентов, – я избегал появляться в гримерке. Я спрятался в вестибюле и находился там до тех пор, пока не решил, что народ уже ушел, а потом направился обратно в зал.

Свет на сцене уже выключили, хотя лампы еще гудели электричеством. Я ощупью, с онемевшими руками пробирался между сиденьями, ворча на подлокотники, которые буквально тянулись в темноте, чтобы ударить меня по коленям.

Наконец я прошел в мужскую гримерку, с облегчением обнаружив, что она пуста. Зеркала на стене демонстрировали мое собственное многократно размноженное отражение. На плечиках, придвинутых друг к другу почти вплотную, висели костюмы, приготовленные для каждого из дюжины актеров. Повсюду валялся театральный мусор: забытая одежда, расчески и гель для волос, сломанные карандаши для подводки глаз.