— Ну я… Так ты и не отказывался, сам вперед меня побежал.

— А чего мне отказываться? Дома-то чего делать? На лавке сидеть, ворон считать? В огороде старуха управляется, там сейчас делать особо и нечего, а так хоть у воды побыть, всё радость. Уж бог с ней, с рыбой…

— Ага, радость… — мальчик снова почесал красный, облезлый от загара нос и посмотрел на меня. — Сегодня чуть не помер, я аж перепугался.

— Как это? — удивился я — Почему?

— А пойди, разбери его, почему. Может, от старости, а может, от жары. Оделся-то… Ещё и рубаху на все пуговицы застегнул. И каждый раз так на рыбалку одевается.

— Ну а как? — дед погладил черной от загара рукой седую бороду. — Я что, расхристанный ходить буду? Ежели пуговицы есть, так их застегивать полагается. Это вы сейчас ходите как оборванцы.

— Так не в такую же жару! — мальчик снова сердито глянул на старика и перевел взгляд на меня. — Там в одном месте в гору надо подниматься, чтобы дорогу маленько срезать; мы до середины дошли, он встал и говорит: «Всё, помираю, дыханья нет», и стоит, смотрит на меня, не дышит. Мне аж поплохело. Думаю, сейчас помрет, чего я с ним тут делать буду? А он ртом только воздух хватает и всё. И глядит на меня. Потом раз вздохнул, другой, ну и оклемался помаленьку.

— Ладно ты, чего затурусил… — старик нахмурил длинные густые брови. — Живой, ну и слава богу. Всяко бывает. До моих годов доживешь, так я погляжу на тебя.

— Я в твои года дома сидеть буду. Ну или одеваться легче, когда жарко, — мальчишка переложил удочку в другую руку и снова спросил у меня: — А вы на что ловите, если не секрет?

— Да какой тут секрет… На перловку.

— Запариваете?

— Да как сказать… Обычно запариваю, но сегодня времени не было, так просто поварил полчасика и всё. Закутал кастрюлю в полотенце и поехал.

— Ну вот, — мальчишка чуть понизил голос и снова повернулся к деду, — а ты со своими червями всё время. Говорю тебе, надо разные наживки пробовать.

— Так это караси на перловку брать могут, — так же тихо ответил ему старик, — а на речке кого ты там на неё ловить будешь? Пескарей, что ли, с гольянами?

— Да на что они, пескари твои, сдались? Мелочь пузатая. А на перловку, может, чебак бы брал.

— Ты не понимаешь, так молчи лучше, — фыркнул дед. — Пескарь — самая наилучшая рыба будет. Да чего я тебе говорю, сам не знаешь, что ли? Кто на той неделе чуть не всю жарёху один уплёл? А сейчас пескари ему не глянутся.

— Я ничего против пескарей не имею, но пробовать-то по-разному надо. Вот если не клюют они на червей твоих, так, может, чебаки бы сегодня на перловку брали.

— Ага, держи карман шире, — дед с недовольным видом повернул голову в сторону. — Червяк — он на любую рыбу и на любое время.

— Ну да, то-то весь день сегодня проходили, а домой нести нечего, — на этот раз фыркнул парнишка.

— Как это нечего? Сам же только что говорил, сколь наловили.

— Это за весь-то день? Курам на́ смех. Кошке на обед не хватит.

— Хватит. Ей тоже есть чего-то надо.

Они стояли и тихонько переговаривались, не обращая на меня никакого внимания.

— А на какой крючок вы ловите? — снова глянул на меня мальчик.

Я неопределенно пожал плечами:

— Да я их не помню, по номерам-то, — нагнувшись, я достал из воды удочку и показал парнишке крючок. — Вот, не шибко большой, но и не маленький. Средний.

— Чего ты пристал-то к человеку? — по-прежнему опираясь на свою удочку, дед переступил с ноги на ногу.

— Ничего я не пристал, просто интересно, — мальчишка подошел поближе и стал разглядывать крючок. — А леска какая?

Я снова пожал плечами:

— Ты знаешь, уже и не помню. Кажется, ноль двенадцать, а может, ноль четырнадцать. Я года три не менял уже.

Дед недовольно покачал головой:

— Какая разница, какая леска? Клёвать будет, так с любой наловишь. Раньше вообще на конский волос лавливали.

Мальчик проигнорировал это высказывание и снова спросил меня:

— А вы прикармливаете?

— Это да, конечно, — кивнул я в ответ.

— А какой у вас прикорм? — продолжал выпытывать парнишка.

— Вот пристал к человеку, — буркнул дед себе под нос, но при этом сам с интересом глянул на открытую пачку прикормки, которую я достал из багажника.

— Вот, у меня покупная, — я продемонстрировал яркую цветастую упаковку.

— Ха, — снова усмехнулся мальчик, — на такую-то, конечно, сразу вся рыба приплывет.

Я улыбнулся:

— Ну не знаю, её тоже иной раз не поймёшь, чего она хочет.

— Ну-ка, ну-ка… — старик всё же не утерпел и, тоже подойдя ближе, нагнулся к пачке с прикормом. Понюхав её, он выпрямился. — Да-а-а… Дух‑то какой сладкий. От такой я бы и сам не отказался.

— Вот говорю тебе всегда, надо больше всякого разного в прикорм добавлять, — снова зашептал парнишка, нахмурив брови и сердито посмотрев на деда. — Хоть мёда того же для запаха, а тебе всё жалко. Четыре улья в огороде стоит, — он снова обращался ко мне, — а две ложки мёда в прикормку добавить не хочет.

— Ну вот, рыбу я ещё мёдом не кормил. Клёв будет, так она и без мёда твоего прибежит. Каши сварил пшенной, и ладно. Ну, может, масла постного ложку положить. Этого добра не жалко.

— Да ну! Тебя не переспоришь…

— Так, нечего и спорить. Чего тут спорить-то?

— Гм, — мальчишка хмыкнул и, саркастически скривив губы, посмотрел на меня. — Вот и объясните ему. Как ловил рыбу сто лет назад, так по сей день и ловит.

— А чего мне? — дед достал из кармана пиджака носовой платок, снял шляпу и вытер мокрый лоб. — И раньше ловил, и сейчас ловлю. Правда, рыбы раньше не чета нонешнему было.

— Ну вот, — посмотрел на него снизу вверх внук, — сам же говоришь. А раз рыбы меньше стало, так и ловить её по‑другому надо, хитрее как-то.

— Да ну-у… — скептически протянул дед, снова одевая шляпу. — Ежели нет рыбы, так и нет её. Ничем ты её не заманишь. А раньше-то, бывало, тут, пока ещё пруд этот не запрудили, по речке хаживали, так бидонами песканов домой приносили. Это я ещё, считай, мальчонкой был. Корчагу поставишь, так битком набивалась. И чебака, и сороги полно было.

— Вот и повыловили всю, — недовольно буркнул пацан, — что сейчас ловить нечего…

— Ага, ты щас наговоришь, — дед повернулся в сторону и громко высморкался. — Тебя послушать, так я всю рыбу выловил.