– Отойди! – вскричал Рерик, оттолкнув девушку, которая упала на траву, неловко задрав ноги.

Встав перед медведем, он издал глухое протяжное рычание, которое сменилось мягкими хрюкающими звуками. Зверь озадаченно уставился на юношу и остановился. Он никак не мог сообразить, как может хорошо знакомый ему голос матери-медведицы, которым она пестовала его и братьев, находиться в чреве человека.

Воспользовавшись временным замешательством медведя, Сокол-Рерик затянул заунывную мелодию, которую годами вбивал ему в голову Чтибор. Благодаря древней песне-молитве он общался с Одинцом, когда тот начинал злиться и бушевать.

Юноша так вошел в раж, что даже не заметил, как медведь сначала помотал своей лобастой башкой из стороны в сторону, словно пытаясь избавиться от назойливого песенного мотива, затем что-то недовольно пробурчал, – точно, как человек – встал на четыре лапы и скрылся в чащобе, время от времени оглядываясь назад, все еще во власти непонятных сомнений.

Сокол очнулся от звонкого девичьего голоса.

– Эй, ты, хватит ныть!

Рерик обернулся – и невольно вздрогнул от неожиданности. Девицей, которую едва не задрал медведь, оказалась Хельга, дочь самого уважаемого и богатого старейшины, который стоял едва не вровень с самим хаканом!

Это было еще то создание. Она стреляла из лука лучше всех своих товарок, а уж как Хельга скакала на лошади, нужно было посмотреть. Ее чистокровный гнедой араб будто имел крылья. Он перескакивал через такие высокие завалы, которые были не под силу ни одному коню из конюшни хакана, в том числе и Боро. А еще Хельга умела обидно отшивать женихов. Она была очень красива, и Рерик, который давно ее приметил, старался держаться от Хельги подальше. Он считал, что со всеми своими мужскими достоинствами ему далеко до чистокровных русов. Ведь только они имели право женихаться к дочери уважаемого старца.

Впрочем, тот не спешил выдавать Хельгу замуж. Рерик краем уха слышал, будто ей прочат дальний путь в Миклагард[73], где Хельгу якобы ждет богатый и влиятельный сановник-ромей. Возможно, это были всего лишь слухи, но Рерик-Сокол избегал общаться с Хельгой, не по годам мудро полагая, что рубить дерево нужно по себе.

Тем не менее она иногда появлялась в его снах, и смущенный юноша по утрам бегал на берег, где долго сидел в полной неподвижности, глядя на воду и стараясь обрести внутренне спокойствие и равновесие.

Заниматься самовнушением его научил все тот же дедко. Правда, Соколу не нравилось длительное бездействие, и он всячески увиливал от необходимости заниматься скучным ничегонеделанием. Тем не менее толк от этого был, и немалый. После длительных бдений на берегу голова Сокола очищалась от дурных мыслей, а в тело вливалась неведомая сила.

– Я не ною, – осторожно ответил юноша, покраснев до корней волос.

– А что же ты делаешь?

– Спасаю тебя, – ответил Рерик, стараясь не смотреть в зеленые глаза юной красавицы; он боялся в них утонуть.

– Фи! – фыркнула девушка. – Он спасает… Я бы и сама прогнала медведя. А ты не дал! Еще и толкнул меня… грубиян!

Рерик разозлился; что она себе позволяет?! Ведь он уже принят в «старшую» дружину, он гридь, наконец, он воевода в предстоящем походе, а эта юная пигалица говорит с ним, как с незрелым отроком.

Юноша поднял голову с потемневшими от гнева голубыми глазами и молвил:

– В следующий раз, коль ты такая умная, будешь спасать сама себя. Прости… – Тут он слегка кивнул, изобразив поклон. – Мне недосуг с тобой болтать. Я тороплюсь.

С этими словами Рерик круто развернулся и пошагал к Боро. Хорошо обученный жеребец беспокоился, однако не убегал, хотя медвежий рык изрядно его напугал. Но Боро был смелым боевым конем, который привык к шуму битв, поэтому у него было сильное средство против зверя – острые копыта, которыми в сражении он крушил ребра вражеских воев.

– Постой! – раздалось позади. – Стой, кому говорю! – Сокол продолжал шагать, даже не обернувшись. – Ну пожалуйста…

Голос девушки вдруг стал мягким, словно мех самой ценной куницы. Это смутило юношу; он нехотя развернулся и пошел обратно.

– Что ты хотела? – грубо спросил Рерик.

– А я тебя знаю. Отец говорил, что ты лучший среди «молодой» дружины.

– Допустим. И что с того?

– Не злись… – Голос девушки по-прежнему был мягким и таял, как воск под солнцем. – Я хочу поблагодарить тебя за спасение.

– Это все?

– Нет. Помоги мне собрать ягоды. Очень прошу…

Она указала на лукошко, которое валялось в траве.

Рерик хотел было отказаться, но что-то неуловимое в выражении лица девушки заставило его изменить свое намерение. Он молча опустился на колени и начал собирать рассыпанные ягоды. Хельга тоже приняла такую же позу, и какое-то время на поляне царило молчание. Постепенно они приблизились друг к другу и неожиданно столкнулись лбами.

– Ой! – вскрикнула девушка. – Теперь шишка будет… – Она осторожно потрогала свой лоб.

И вдруг расхохоталась, да так заразительно, что Сокол не удержался и последовал ее примеру. Они смеялись долго, взахлеб, – уж непонятно, почему, – затем девушка упала ничком в траву, раскинув руки, и засмотрелась на кучевые облака, краем глаза наблюдая за Рериком.

Он почувствовал себя неловко. Во взглядах девушки, которые она бросала в его сторону, чувствовался призыв, это Сокол понял сразу, ведь он обладал колдовским даром. Но что он означает, юноша не понимал.

– Поцелуй меня, – тихо сказала Хельга. – Прошу…

Рерик оторопел. Ему никогда не доводилось целовать девиц. Юноши-русы нередко похвалялись своими победами на любовном поприще, но полянин вел себя очень скромно, все еще считая себя чужаком.

– Ну же! – нетерпеливо воскликнула девушка.

Ее розовые пухлые губки раскрылись, как цветочный бутон, и Рерик не устоял против искушения. Он буквально рухнул рядом с Хельгой. Их губы слились в страстном поцелуе, и юноша надолго погрузился в абсолютное беспамятство, расцвеченное радужным сиянием.

Безлунная ночь рассеяла на небе крупные звезды. Близился рассвет. Небо на востоке начало светлеть, и мощная крепость на высоком мысе начала постепенно обретать очертания. Сокол-Рерик и Добран затаились в невысоком кустарнике и внимательно наблюдали за окрестностями Саркела.

Так называли крепость русы. Сами хазары именовали ее Шаркил – «Желтый дом», поскольку стены крепости были сложены из желтого кирпича.

По просьбе хазарского кагана Саркел построили сто лет назад на левом берегу Дона, служившего северо-западным рубежом Хазарии, византийцы во главе с протоспафарием[74] Петроной Каматиром в правление василевса Феофила. Крепость отделялась от материковой части глубоким рвом, и в плане представляло собой четырехугольник. Ее стены толщиной в восемь и высотой в двадцать локтей были возведены на скальном грунте из обожженных кирпичей, скрепленных известью, которую византийцы выжгли прямо на месте строительства из речных ракушек.