– Дошло… А ты кто?

– Я воевода русов, – гордо ответил юноша. – И зовут меня Рерик. Запомни это имя – Рерик!

При упоминании русов изрядно побледневшая от страха девушка и вовсе помертвела. Русами хазары пугали детей – чтобы они не уходили далеко от крепости.

Поняв ее состояние, Рерик улыбнулся и сказал:

– Не бойся. Я не зверь. И запомни – я за тобой вернусь. Обязательно вернусь!

С этими словами он наклонился над девушкой и крепко ее поцеловал, а затем наложил повязку на рот. Гюзель не сопротивлялась; она была ошеломлена. Это был ее первый поцелуй.

Дочь тархана еще не испытала любовных приключений, и поцелуй руса потряс ее до глубины души. Теперь она готова была молчать хоть до Киямата – Судного дня, когда все люди получат воздаяние за свои дела. Гюзель не могла выдать того, кто в нее влюбился. Даже не имея надлежащего житейского опыта, она поняла это благодаря своей интуиции, данной любой женщине с рождения…

Закрыв за собой двери опочивальни Гюзель, он увидел стража – скорее всего, евнуха, притом явно славянина, – который дремал, сидя на дифре[82] и привалившись спиной к стене. Он был уже в годах, и Рерик пожалел старика. Короткий сильный удар рукоятью меча в нужное место – и юноша спокойно начал спускаться по ступенькам вниз. Он точно знал, что евнух будет без памяти до самого рассвета.

На каждой площадке донжона были двери. Куда они вели, кто за ними находился, Рерика не интересовало. Он стремился в подземное хранилище сокровищ. И в самом конце своего пути он наткнулся на преграду. Прежде чем попасть в подземелье донжона, нужно было пройти караульное помещение, в котором находились четверо воинов-тюрков. Они сидели на коврике, подогнув под себя ноги, и увлеченно играли в какую-то замысловатую игру.

Перед ними лежали две толстые доски, соединенные перешейком и расчерченные на квадраты, закрытые пластинами из желтоватой слоновой кости. На каждой пластине искусный мастер вырезал разные хитрые символы, неизвестные Рерику. У каждого игрока были круглые фишки, – белые или черные – каждая с пятью «глазками». Игроки по очереди бросали кости и перемещали свои фишки по доске; наверное, к какой-то цели. Юноша очень удивился бы, узнав, что наблюдает за старейшей настольной игрой, которую называют «Королевская Ура».

Но экскурсы в историю старинных игр его не интересовали. Казалось, что в караульное помещение ворвался вихрь. Двое стражей были убиты Рериком сразу, но остальные – явно опытные воины-ветераны – взвились вверх, словно кошки (юноша мимолетно удивился; как это они сумели сделать из сидячего положения?), и обнажили оружие, кривые тяжелые сабли.

Драться с ними было еще той задачей; несмотря на увлечение игрой и то, что они находились в запертом изнутри донжоне, тюрки так и не сняли свои брони. Видимо, опасались строгого тархана, который, скорее всего, находился наверху и мог в любой момент спуститься в караульное помещение. Поначалу они испугались, – все-таки красная боевая раскраска могла навести страх на кого угодно, – но затем быстро сообразили, что перед ними не джинн, а какой-то разбойник, и дружно накинулись на Рерика. Им даже не пришло в голову поднять тревогу. Еще чего: полуголый дикарь супротив двух опытных воинов в броне практически обречен. Но они не знали, с кем имеют дело.

Боевой транс всегда сваливался на Рерика мгновенно. Стены караульного помещения неожиданно начали расплываться, размазываться в пространстве, словно они были слеплены из воска, а снизу зажгли огонь. Движения стражей стали замедленными, будто они сражались не в воздушной среде, а под водой. Когда Сокол-Рерик участвовал в тренировочных поединках, и время от времени применяя свое колдовское зрение, он часто начинал хохотать, настолько нелепыми казались ему движения соперника.

Волчило, который понимал причину смеха, сердился и заставлял юношу вернуться в Явь, потому что никто не мог противостоять полянину в учебных боях, даже сам наставник. Ведь колдовство может и подвести, неровен час, а хорошая выучка, которая вошла в кровь и плоть, всегда придет на помощь в самых сложных ситуациях.

Рерик убил тюрков, играясь. Когда до второго – видно, начальника караула, – дошло, что он здорово ошибся, приняв столь опасного бойца-мечника за глупого варвара, страж хотел закричать, но хладное черное лезвие лишило его этой возможности. Меч Рерика вошел ему в горло под кадыком и вышел на спине. Это был хитрый удар – сверху вниз, с верхней позиции. «Так сражаются франки», – говорил дедко, который обучил внука этому приему.

Дорога к заветному хранилищу была открыта! Рерик бросился к входной двери и с трудом поднял перекладину – тяжеленный дубовый брус, который запирал вход. В донжон ворвались «волки», но их постигло разочарование – делать там было нечего. Впрочем, работа нашлась – для самого молодого из них, но самого ушлого.

Его звали Вятко. Он был из племени радимичей. От второго имени Вятко отказался наотрез. «У нас не принято», – объяснил он Волчиле. И тот вынужден был согласиться – Вятко отличался беспримерным упрямством. Ежели ему в башку втемяшится какая-нибудь блажь, колом ее оттуда не вышибешь.

Воин он был первостатейный. Шустрый, гибкий, словно угорь, с мышцами, как бычьи жилы, Вятко мог одолеть любого. Конечно, за исключением Сокола-Рерика. Именно поэтому он относился к полянину с большой любовью и был верен ему, как добрый пес. Но было на совести светлого ликом и белобрысого Вятко большое черное пятно. Об этом знали немногие: конечно же, хакан Руяр, затем Волчило, наставник и воспитатель отроков, и, наконец, Сокол-Рерик как лучший друг. Вятко просто должен был поделиться хоть с кем-то своим наболевшим.

Вятко был хитник, вор. Кто-то в детстве показал ему, как открывать замки, малец увлекся, и к отрочеству во всем Смоленске не было более искушенного вора, чем Вятко. Он мог справиться с любым замком, самым сложным. И все было бы хорошо (Вятко был сиротой и жил у двоюродного дядьки; он воровал понемногу – для себя), да связался он с разбойниками, которые полили его талант невинной кровью ограбленных мещан.

Убийц поймали, а Вятко удалось в последний момент сбежать. Наверное, в конце концов его словили бы и казнили, но как раз в эти дни большой купеческий обоз русов возвращался в родные края, и шустрый малец тайком забрался в сани и укрылся рогожей. Бедного отрока нашли полузамерзшим, еле вернули к жизни и, движимые чувством сострадания, – а куда податься сироте зимой? – привезли в Русию.

Там-то он и рассказал хакану все, как на духу. Вятко не сомневался, что его будут искать, а значит, ему нужна защита. Но своим еще некрепким мальчишеским умом он понял, что лучше сказать правду. Выгонят – уйдет, нет – значит, еще поживет.

Вятко оказался прав – его путь проследили до самого острова. Но когда потребовали выдать, Руяр сказал, как отрезал: «Из Русии выдачи нет!»

Конечно, Вятко здорово повезло – на тот момент между Смоленском и Русией по какой-то причине пробежала черная кошка. Но выдать беглого хитника все равно могли. Тем не менее Руяр, который хорошо разбирался в людях, решил радимича оставить на острове и отдал его в обучение к Волчиле. И не прогадал – Вятко оказался превосходным воином. Но теперь требовались совсем другие его качества. Именно это шепнул ему на ухо Рерик перед походом. Вятко трудился над воровским инструментом два дня и две ночи вместе с опытным кузнецом, который не мог отказать Рерику в помощи. Слава полянина сделала его выдающейся личностью даже среди воев «старшей» дружины.