– И украшения к нему…

– И кукол, очень похожих на детей.

– Мертвых детей и бусы…

– Дайте нам коньки…

– Дай нам свои ноги!!

Алисия ощутила прикосновения к лодыжкам и отскочила. Воздух в сырой комнате наэлектризовался. Запах пережаренных каштанов сделался невыносимым. Близняшка в зеркале резко кинулась вперед и прижала ладони к преграде, разделяющей это и то. Ее лицо изменилось, посинело, глаза подернулись инеем. В дырах заплесневелой одежки чернели жуткие раны, в них отдыхали новорожденные крысята. Челюсть девочки скособочилась, черный язык облизал зеркало изнутри.

– Отдай! – причитали, угрожали, требовали голоса, срываясь на скрипучую перебранку чаек. – Хватит бежать, разомкни круг, вспомни!

Алисия глубоко вдохнула, но не воздух, а ледяную воду, которая заполнила ее легкие и заставила согнуться, хватаясь за грудь. Она подняла глаза, умоляя о помощи небожителей, но увидела сквозь куски плавающего льда лица людей, безмолвно кричащих ей сверху…

Одиннадцать человек утонули во время катаний на реке…

Четверо мужчин…

Семеро детей…

Семеро девочек…

– Хватит! – закричала Алисия, вернув себе способность дышать и мыслить. Она обернулась, чтобы умчаться прочь из проклятой комнаты, обители гнусной лжи. В углу, распластавшись по стене, стояла Сколд.

– Пойдем! – воскликнула Алисия. – Пойдем отсюда, скоро утро!

– Нет никакого утра, – сказала Сколд тихо. – Для нас нет. Я начала догадываться, когда мы потеряли вторую пару коньков. Друзья подтвердили догадки.

– Какие еще друзья?

– Мы можем остаться здесь, – проговорила Сколд. – Здесь лучше, чем раз в год проходить через этот ужас и вновь все забывать.

– Я ничего не забыла! – крикнула Алисия в сердцах.

– Я пытался вас спасти, – раздался мужской голос. Алисия посмотрела на светловолосого надзирателя. Он держал перед собой лампу, и в желтом свете влажно блестели кости обглоданного рыбами лица. – Мы с друзьями прыгнули в прорубь. Но было слишком холодно. Прости.

– Неправда! – Алисия впилась пальцами в волосы.

– Было холодно, – повторил надзиратель. – А потом я очнулся за рулем велосипеда и полагал, что должен сопровождать вас. Снова и снова.

– Снова и снова, – эхом отозвалась Зоя. Она вышла из тьмы, цокая о наледь костями. Ее ноги были освежеваны до колен, стопы ампутированы. Она балансировала на страшных, обросших красными волокнами ходулях. – Теперь я помню тот день. Было слишком тепло. И та девочка, Уршуля, толкнула свою подружку. Она просто баловалась, но лед провалился. И мы все ушли под воду.

– Вы жалкие вруны! – заплакала Алисия.

– Отдай складу свои ноги, – сказала Сколд, притоптывая: цок-цок. – И друзья позволят остаться и все помнить.

– Помнить, что нет никакого забега, – сказала Зоя.

– Помнить, что нет никаких нас, – сказал надзиратель с лицом-черепом. – Что мы – просто сон, который снится этой страшной реке.

– Не слушай их!

Уршуля возникла из ниоткуда, вцепилась в руку Алисии и выдернула ее из кольца призраков. Краем глаза Алисия увидела, как ее двойница бьется изнутри о зеркало, словно о лед, все слабее и слабее. Алисия позволила Уршуле увлечь себя. Мимо комнат с зеркалами и мертвецами в зеркалах, мимо брошенного велосипеда и стен, исцарапанных замогильными посланиями. Слова бросались на Алисию, как бешеные псы, пытаясь убедить в том, что человек, которого она почитала за опекуна, на самом деле был школьным учителем, сопровождавшим девочек во время роковой прогулки по реке, что родители Алисии не душили себя во сне, а умерли от старости, всю жизнь оплакивая гибель единственной дочери, что нужно снять коньки, иначе она не вырвется из ада.

Алисия замотала головой. Лжете! Президент произносил речь…

Это был священник на панихиде…

Старуха проверяла нашу чистоту…

Она мыла ваши трупы…

Карп сказал, что мы храним город…

Его съели на ваших поминках…

Уршуля громко свистнула, разрушая чары, и девочки одна за другой вырвались со склада сквозь пролом в стене. Голоса покинули черепную коробку. Алисия согнулась пополам, уперлась кулачками в колени и надсадно кашляла. Она пыталась вспомнить, чем занималась утром. А вчера? А до того как посыльный, у которого руки были разной длины, принес письмо? Детали укрывались во тьме, как призраки во чреве заброшенного склада. Она помнила лишь тренировки. Вся жизнь свелась к конькам.

– Ты же им не поверила? – Уршуля внимательно смотрела на Алисию. – Мертвые! Хах! Мы что, похожи на мертвых? – У Уршули – Алисия только сейчас заметила – белки глаз были цвета сваренного вкрутую желтка.

– Нет, – сказала Алисия, утирая рот. – Не поверила.

За спиной притихло, затаилось здание, слопавшее Зою, Сколд и надзирателя. Или давшее им наконец приют? Алисия выпрямилась. Слезы замерзали на щеках.

– Почему ты меня спасла?

– Мы же подружки, – ответила Уршуля, поправляя белый локон. Кривая улыбка напоминала оскал дохлой лисы. – Чтобы выжить, нужны подружки, верно?

Вьюга завыла, соглашаясь с Уршулей, и, вторя ветру, заголосили во тьме речные народы и твари.

– Рассвет близко, – сказала Уршуля. – Продолжим путь.

– Хорошо. – Алисия зажмурилась, приложила ладонь к левой стороне грудной клетки и ничего не почувствовала. Силой мысли она заставила сердце снова биться. Тук-тук. Тук-тук. Она открыла глаза и увидела по бокам ледовые велосипеды с застывшими ездоками и мертвых девочек, изготовившихся к рывку. Потом зыбкие фигуры заколыхались, как задуваемое ветром пламя свечей, и погасли, оставив Алисию одну на реке.

– Не зевай! – крикнула из темноты Уршуля.

Алисия представила солнце, оттолкнулась. Костяные коньки заскользили по льду. Заяц смотрел ей вслед, стискивая кулаки.

Еще одно плохое место. Несчастные люди, игрушки в руках Старых Богов. Но Сдвиг произошел на территории России и рос вместе с границами Советского Союза. Как он сразу не подумал! Не имея тела, он может отправиться даже в США! Через океан!

И Заяц оттолкнулся ото льда, и Заяц воспарил над хранилищем льда. И через годы, через миг он увидел молодого человека, сражающегося с ветром.

Ненастной июльской ночью Антихрист, Человек-С-Хвостом, Черный Папа, урожденный Антон Шандор Лавей прибыл на окраину Сан-Франциско. Молнии вспахивали небо, творя весьма истасканные, но эффектные декорации. Дождь омывал гранитную постройку на пустынном взгорье около залива. Волны грохотали о волнорез.

Женщина, встречающая у входа, вероятно, ожидала катафалк или карету, на худой конец. Но Лавей воспользовался такси.

– Мисс Брюлофф? Мы беседовали по телефону.

У бывшего циркового дрессировщика и бывшего полицейского фотографа был густой, приятный голос. Он хмурился театрально и сверкал глазами, невпопад кривил презрительный рот, как Бела Лугоши в «Черном коте», забывший, что он играет положительную роль.

Брюлофф – холеная блондинка с прической-ульем – впустила гостя в коридорный полумрак. Тяжелые двери отсекли грохот бури.

– Признаться, меня удивил интерес, проявленный к нашему заведению, – сказала Брюлофф.

Она кокетничала. Только за последний год в купальнях при невыясненных обстоятельствах погибло двое клиентов. Еще