«А вот и наша красавица! – неожиданно воскликнул Эдик, повернувшись к Элизе, и, раскрыв объятия, позвал: – Иди сюда!» Элиза капризно выгнула шейку, представив, как колется и пахнет прокуренный и несвежий шерстяной пиджак Эдика, и прильнула к Маше. – «Не хочет!» – провозгласил Эдик и басовито расхохотался, так заразительно, что все вокруг снова засмеялись, хотя никакой шутки не было.

«Моя девочка, – Маша обняла Элизу, но та уже перестала ластиться и одним глазом косила в телевизор: не начался ли ещё концерт зарубежных исполнителей?.. – А что там Иван?»

«Спит», – уверенно ответила Элиза.

«Ну, что, ребята, пора и честь знать», – сказал дедушка Карл и встал.

«Посидите ещё! У меня есть тост!» – попросил Женя.

«Наливаем, наливаем!» – загалдели Эдик и Милуша.

«Может, принести закуску с кухни?» – поинтересовалась Маша.

«Да не, не, мы так!» – отмахнулся Женя и принялся разливать напитки.

Элиза тихо скользнула из Машиных объятий и подкралась к телевизору, чтобы включить звук.

«Элизка, это ещё что?! – возмутился Женя. – Взрослые же разговаривают! Зачем ты?»

«Папочка, там поют», – заныла Элиза, и Маша жестом показала Жене, чтобы он разрешил дочери послушать музыку.

«Итак, тост! – громко произнёс Женя и сделал серьёзное лицо. – Однажды три брата собрались отмечать Новый год…»

«Так не пойдёт, надо с грузинским акцентом! – перебил его Эдик и повторил: – Аднажды три брата сабралыс атмэчат Нови гот!»

«Дарагой, ты и продолжай, генацвале!» – Женя неожиданно обиженно дёрнул уголком рта, хотя на лице его сохранялась застывшая улыбка.

«Молчу, молчу», – Эдик развёл руками, как бы снимая с себя всякую ответственность за происходящее.

Наступила пауза. Бабушка Варя, сонно улыбаясь, оглядывала сына. А тот, помолчав, вдруг громко объявил: «За родителей!» – и залпом выпил рюмку коньяку.

«За родителей!» – повторила разнеженная от вина и горячего чая Милуша и потянулась чокаться с бабушкой Варей, но Женя рявкнул: «Не чокаясь! Они не у всех живы!»

Стало тихо. И тут в комнату огромным белым снежком ворвался Демис Руссос, он запел своим высоким голосом о воспоминаниях, и с ним, точно Мари с Щелкунчиком вокруг ёлки, медленно кружилась в блёстках мишуры и в волшебной сияющей пыли маленькая Элиза.

* Утро было серым и мучительным. Отрезвляющим и разбивающим мечты. Еще пару часов назад казалось, что праздник никогда не закончится. Но вот – гости начали расходиться. Первыми из-за стола ушли бабушка Варя и дедушка Карл. За ними собрались и Эдик с Милушей, выяснилось, что они хотели успеть еще заехать в Дом культуры «Москворечье», где какие-то, как Эдик выразился, «комсомольцы» заказали себе новогодний джаз. Там должен был солировать друг и бывший однокурсник Эдика и Жени, Федя Винников, а к нему чудесным образом прилагался ансамбль «Московский диксиленд» и изумительные пирожные со сливочным кремом.

«Вы уже уходите?» – заплетающимся языком спросил Женя.

«Федя приглашал», – развел руками Эдик и странно покосился на Милушу. Милуша засияла, повела плечом, достала откуда-то из пространства помаду и принялась на ощупь подкрашивать свои полные губы.

«Я хочу с вами», – вдруг произнес Женя, а Маша принялась делать ему из-за спины Эдика большие глаза, мол, тебя-то никто никуда не приглашал. Это лишь раззадорило Женю, и он, снова опрокинув в себя стопку коньяку и театрально занюхав подсохшей черной горбушкой, повторил: «Я хочу с вами».

«Старик, – обратился к нему Эдик. – Давай в следующий раз, у них там какие-то тайны мадридского двора, я надеюсь, нас-то пропустят, а вот еще одного человека…»

«Я не один человек, – замотал головой Женя и внезапно ослепительно улыбнулся. – Я как минимум семерная!» – и он показал Эдику большой палец, словно бы пытаясь утвердить свой новый статус. «Кстати, – добавил вдруг он. – Мы когда с вами пульку сможем расписать?»

«О-о-о…» – протянула Милуша и медленно отвернулась в сторону прихожей – так, чтобы Маша успела заметить ее картинную ухмылку.

«Женя, оставайся дома, – твердо сказала Маша. – Смотри, как ты уже напраздновался, пора спать. А завтра у нас семейный день, побудем все вместе, телевизор посмотрим, погуляем…»

«Я хочу с вами», – Женя явно не желал разговаривать с Машей. Он опустил голову и посмотрел на Эдика исподлобья.

«Ну, хорошо, старик. – Эдик подмигнул Маше из-за своих толстых очков. – Беру на поруки», – громко объявил он и, подхватив Женю под локоток, аккуратно вывел его в прихожую.

Усталая Маша проводила гостей, и вот уже Иван встал и требовал внимания. Она сварила ему яичко всмятку, вылила его в мисочку, накрошила туда белого хлебушка, посолила.

«Вот тебе яичко из моего детства», – вяло сказала она и улыбнулась.

В комнате, в огромном Женином кресле, спала Элиза, свернувшись клубочком. Чем занять Ивана, чтобы самой успеть немножко отдохнуть?

«Давай ещё поспим?» Но Иван, набычившись, качал головой. Взгляд хитрый, но исподлобья, ждёт чего-то особенного, мысли в голове так и скачут.

Оставался один выход. И Маша отправилась будить Элизу.

«Элизка, вставай, побудь с Иваном, мне надо отдохнуть часок», – зашептала Маша, но Элиза лишь вытянулась в кресле, а потом снова застыла в позе эмбриона.

«Элизка… Элизка…» – Маша стала её трясти.

«Да, да, подарки, – пробормотала Элиза. А потом вдруг открыла глаза и посмотрела на Машу ясно и свежо. – Сейчас».

Диван был собран, белье не постелено, и вся их с мужем комната казалась Маше пустой и непригодной для сна. Когда придет Женя? В каком он будет состоянии? Ей вдруг стало ужасно неприятно: в новогоднюю ночь уйти куда-то, бросив ее и детей… Она отправилась в детскую и легла на кровать Элизы, поджав ноги и укрывшись детским одеяльцем.

А Элиза между тем показывала брату спектакль. Её актёрами были маленькие резиновые пупсы, а сценой – сложное сооружение из деревянных кубиков.

«Я не хочу быть её подругой, она плохая! – вопил один из пупсов, кивая в сторону другого. – Она не говорит со мной, а когда я спрашиваю её, как дела, она нарочно молчит!»

«Я не молчу! – возмущался обиженный пупс, с которым никто не хотел дружить. – «Я просто не люблю разговаривать, я люблю петь!

«Тогда спой нам всем, раз ты такая умная! Да, да, спой! И мы посмеёмся над твоим дурацким низким голосом!» – потребовали пупсы.

«Хорошо. Я спою. Но я буду петь по-английски, а кто не поймёт, тот двоечник!» – и с этими словами пупс принимался петь весёлую песенку про упавший Лондонский мост, которую Элиза разучивала на английском.

Иван был в восторге. Он хлопал в ладоши, рушил деревянную сцену, бегал по комнате и подражал интонациям, с которыми говорили Элизины пупсы. Но Маша ничего не слышала и безмятежно спала здесь же, на дочкиной кровати.

А за окном тихо падал