«Сначала это нечто шевелилось в кустах в квартале от дома Лизы, – продолжил дядя Эдик, как только Маша и Алина исчезли, а дети успокоились. – Потом Лиза услышала зловещее постукивание по мостовой, и вот уже зашевелились кусты у соседнего дома… – Некоторые малыши стали ладошками прикрывать рты и глаза. – Наконец храбрая Лиза снова услышала постукивание и поскрипывание, вот такие: и-и-крак-крак-крак-крак, и-и-крак-крак-крак-крак! И увидела, как что-то большое, непонятное и чёрное-чёрное шевелится уже возле её дома… Тогда она всё поняла и стала ждать… Тишину нарушали лишь эти зловещие звуки: и-и-крак-крак-крак-крак! И-и-крак-крак-крак-крак! – дядя Эдик перешёл на почти астматическое сипение, так что дети стали повизгивать от ужаса и восторга. – Лиза услышала, как хлопнула дверь её подъезда… Потом что-то громко застучало по лестнице… И, наконец, услышала „и-и-крак-крак-крак-крак“ на своём этаже. Ей было очень страшно, но она не могла двигаться. Она всё стояла и стояла у окна. Наконец, медленно распахнулась дверь ее квартиры, и она услышала „и-и-крак-крак-крак-крак“ возле своей комнаты! И тогда она из последних сил обернулась! В комнату медленно въезжал чёрный-чёрный гроб на колёсиках!»

Дети завизжали. Одна маленькая девочка, Катенька, плакала. Глядя на неё, стал всхлипывать и Иван. Элиза зажала рот руками и тихо тикала от счастливого смеха.

«Лиза увидела, как медленно открылась чёрная– чёрная крышка чёрного-чёрного гроба на колёсиках, из него выглянул страшный череп, у которого явно не хватало зубов. – Здесь дядя Эдик не смог удержаться и хихикнул. Дети изумлённо посмотрели на него. – И эта дурацкая рожа, ухмыльнувшись, спросила: „Лизонька, дорогая, ну, разве можно так много заниматься! Иди в гостиную и посмотри наконец мультики!“» – и дядя Эдик заржал так раскатисто, что дети тоже расхохотались – самым громким, страшным, пиратским хохотом, а дверь снова открылась, и теперь уже в комнату заглядывала целая подвыпившая толпа.

«Что тут у вас? Да это Эдик со своими шуточками… О, этот смех… Помнишь, как тряслись стены факультета, когда он гоготал?.. Эдик, пойдём споём твою песенку… Эдик, а ты сегодня „Песнь о Роланде“ исполнишь, наконец?» – галдели взрослые, и детям, хотя они никак не хотели отпускать дядю Эдика, пришлось всё же смириться. Но с условием, что дядя Эдик снова к ним придёт.

Элиза была вне себя от восторга. Это был самый лучший папин день рождения! Ей нравилось проводить время с детьми, но теперь ей так хотелось попросить дядю Эдика научить её играть на гитаре! Всё же гитара – самый лучший в мире инструмент!

В тот вечер Элиза несколько раз возвращалась ко взрослым, ей теперь не хотелось пропустить ни единую ноту, ни единого стихотворения, ни единой шутки дяди Эдика! А он, словно заключив с ней некий безмолвный договор, произнося тосты или подтрунивая над бывшими сокурсниками, то и дело подмигивал ей через толстые стёкла очков, в ответ она лишь строила ему рожи или растерянно улыбалась.

Время близилось к десяти, и гости с детьми стали потихоньку расходиться. Дядя Эдик, спеша выполнить своё обещание, отправился к небольшой уже компании ребят, чтобы попеть с ними старинную французскую песенку. Но взрослые то и дело прерывали их: заглядывали в комнату, уводили малышей, спорили с теми, кто постарше, когда им пора отправляться в постель. Наконец Элиза и Иван остались с дядей Эдиком одни.

«А что там было дальше?» – спросила Элиза.

«Я спою тебе», – кивнул дядя Эдик.

«Помилуй, господи, меня,

Я так устал, я целый год,

Без крова жил и без огня,

Работал в поле, точно скот.

А звери пляшут день и ночь,

И волк, и заяц, и лиса!

А с ними пляшет крошка Жанна,

Де Ре замученного дочь!»

– пел дядя Эдик, а Элиза силилась повторять за ним неведомый пока ей текст, смешно проглатывая слова и хорошо допевая лишь окончания.

Наконец Элиза выучила песенку, и Эдик предложил ей исполнить её целиком. Неожиданно она схватила с пола длинный кубик, приставила его к губам наподобие микрофона и объявила: «А теперь прозвучит старинная французская песенка! Гитара – Эдуардмитрич Липгардт, поёт Элиза Любарская!» – она прикрыла глаза и кивнула Эдику, и тот, давясь от смеха, принялся играть. Голос Элизы был низким, но с лёгкой девчачьей искрой, позже ей особенно ловко удавалось изображать голос пуделя Артемона из фильма «Приключения Буратино» («Ему отныне предан пёс, гав!»). Впрочем, именно такой голос, одновременно и тяжёлый, и озорной, больше всего подходил для исполнения французской песенки Эдика. И Эдик это понимал, он восхищенно следил за тем, как Элиза, пока весьма неуверенно, выводила «а звери пляшут день и ночь», слегка не попадая в ноту, но делая таким образом свое исполнение особенно прекрасным.

«Браво! – воскликнул Эдик, когда они закончили музицировать. А затем раскрыл объятия и добавил: – Иди сюда!» И Элиза радостно бросилась к нему обниматься.

«Дядя Эдик, мы же с вами выступать можем!» – сказала она, быстро от него отстраняясь, почуяв запах несвежей одежды и алкоголя. Он не заметил этого, но лишь восхищенно глядя в её карие глаза, пробормотал: «Я сейчас просто знаешь что…»

Но после ничего не было, и что именно он хотел сделать или сказать, так и осталось тайной.

* Они и правда стали выступать – Элиза и Эдик, Эдик и Элиза, на каждом Женином дне рождения эти двое пели свою старинную французскую песенку.

«Какая девочка талантливая», – как-то сказал один из новых гостей, Дима Клязин. Он тоже учился вместе с Женей, но его, Диму, давным-давно все потеряли из виду, и вдруг Женя встретил его в «Океане», в очереди за жирненькой и пряной атлантической сельдью, которая призвана была стать одной из лучших закусок на праздничном столе. Диме рыба нужна была для тёщиного юбилея. Они разговорились, и старый товарищ был тут же приглашён на Женин день рождения. Придя в гости, он лишь постепенно узнавал тех, с кем когда-то учился, и тем более не успел запомнить, кто чей ребёнок.

Услышав Элизу и Эдика, Дима был очарован. «Чья же ты дочка? Эдика?» – спросил он Элизу после выступления. И та, сама не зная зачем, ответила: «Эдика». А потом страшно раскаялась в этой своей шутке, когда Клязин, повернувшись к Эдику, громко объявил: «Эдик, какая у тебя красивая и талантливая дочка!» И Эдик помотал головой и сконфуженно сказал: «Элиза Евгеньевна – дочь именинника». И с упрёком посмотрел на