движением старушка рядом достала коробочку с красным порошком и сказала:

– Наклони голову.

Агниджита склонила, и старушка нанесла ей синдур в пробор – знак индуистской замужней женщины, поставила точку между бровями.

– Будем сидеть тихо. Такие времена, не знаешь, то ли креститься, то ли совершать намаз, то ли мантры читать.

Люди из Алвара проверяли, есть ли в вагоне сикхи. Подошли, оглядели лица, поклонились:

– Доброй дороги, сестры.

Агниджита вскинула голову, смело посмотрела им в лица своими рыжими с розоватыми белками глазами, в которых дни и ночи горел пожар. Старушка накинула на нее дупатту:

– Посиди спокойно, егоза, – сказала старушка, больно впиваясь ногтями в руку Агниджите, – такая непослушная с детства. Доброй дороги и вам.

Люди из Алвара прошли до конца вагона и вытолкали из поезда сикхов. Они сопротивлялись, началась драка в проходе, но у людей были ножи. Они заставили сикхов выйти. Агниджита увидела за решеткой окна на платформе старичка, который ночью предсказал смерть Индиры. Он стоял на коленях вместе с другими. Их взгляды встретились, и в этом мгновении было глубокое родство. Агниджита поняла, что старик благословляет ее. Поезд потянулся дальше по медной земле. Все загалдели, заговорили об убийстве Индиры.

– Уже Раджастхан, – сказала старушка.

По дороге мимо ехали разукрашенные грузовики с яркими надписями на кузове. Женщины в красных юбках закрывали лица от солнца ладонью, провожали глазами поезд.

Темнота с запахом женщины

Тайные любовники, вы приедете в Джайпур на автобусе – «слипере», специально выкупленном ради спальной полки, которую можно занавесить шторкой и полежать вдвоем, даже заняться любовью. Посмотрите дворцы, холодный ветер полетит по опустевшим залам, а вы засмеетесь от счастья быть вместе и не заметите меланхолии, развешенной над лабиринтами крыш. Зайдете в старую кофейню, в комнату с табличкой «только для семей», и вам станет наконец тепло. Это будет через много лет после той ночи, когда Агниджита сошла на улицы города, который называют розовым, но темнота в нем черна и содержит и что-то женское.

Люди из поезда, шагнув с перрона, мгновенно исчезли в этой темноте. Но Агниджита не боялась одиночества. Глаза ее высматривали остро, а клетки на сари освещали дорогу. Запаха Айшварии она не чувствовала – перебивал густой женский аромат. Но ощущала его присутствие, как едва заметные уколы электрического тока. Так паутиной улиц она дошла до базара. Зашагала по длинной галерее, вдоль закрытых лавок. Она шла уверенно, ее вел невидимый ток. Только обходила людей, которые спали на земле, завернутые в одеяла.

Из-за колонны появилась лошадь, всадник наставил на Агниджиту винтовку, потом увидел, что это одинокая девушка, опустил дуло и строго сказал:

– Не знаешь разве, что в городе комендантский час? Где твой муж? Почему одна ходишь ночью?

– Сэр, поезд задержался, я спешу домой к детям, ездила проведать матушку в деревню. – Агниджита уже не в первый раз говорила полиции эту присказку.

– Осторожно, в городе погромы, – сказал он задумчиво. Копыта лошади застучали по тротуару и растворились в темноте с благоуханием новых тканей.

Агниджита растолкала человека, который зарылся в груду тряпья, как в нору, и спросила хриплым голосом:

– Эй, где работают проститутки?

Она знала, что искать нужно до восхода, утром город скроет свои грехи.

Это место здесь

– Это место здесь, это Чандпол, – сказал человек из тряпок удивительно бодро, будто и не спал, а ждал Агниджиту, – но сегодня все попрятались из-за комендантского часа. Видишь, он рассекает здесь на лошади, – кули[59] кивнул в сторону полицейского. – Строит из себя раджу, а ведь каждое воскресенье его уводят отсюда пьяного.

– Слушай, дядя, отведи меня туда, где они прячутся, мне нужно повидать родственника, – приказала Агниджита голосом своего отца.

Работяге надо было вставать ни свет ни заря, таскать мешки по базару, но он не посмел ослушаться властной девушки. Повел ее, грубую и острую, по безмолвным галереям, где ночевали торговцы и грузчики. Потом в темноту, внутрь, где еще валялся вчерашний день. По дороге бормотал:

– У Бходжопуры хорошие девочки и тетушки, сердобольные, как родные сестры. Только страшные, хуже варанов. Надо выбирать в темноте. Там такой узкий закоулок за дхабой[60], цена для бедных – двадцать, а для прочих – тридцать за выстрел. У Тивалы качество, как в сарае с козами, да полицейский участок за углом. Туда ходить – только стыдиться. Все горячие девочки тут. Тут же и красивые мальчики, если тебя это беспокоит.

Они брели туннелем мимо закрытых лавок. Каменные стены глотали и тут же выплевывали слова. Агниджита не слушала.

Потом они вошли в бетонную пещеру без дверей, где как попало были набросаны циновки. На циновках сидели молодые мужчины, очень красивые и бесконечно нищие.

– Она приехала к родственнику, – сказал работяга.

Мужчины безразлично взглянули на нее. Агниджита осмотрела комнату. Бледно горела лампочка, в нишах дрожали огоньки светильников, словно в комнате невесты.

– Где Айшвария? – Она не спросила, а отдала приказ.

– Сегодня ни у кого нет работы, комендантский час и траур, убили Индиру, матушку нации, но Айшварию заказали и сегодня. Он без работы не сидит.

– Тебе придется ждать утра, – сказал другой, с длинными волосами, рассыпанными по плечам, – садись, принесу тебе чаю.

Он прошелся походкой танцора по циновкам и исчез в темном продолжении лабиринта. Где-то далеко в тоннеле зажурчала вода. Агниджита услышала, как кто-то шепнул:

– Родня, а разные. Он-то великолепный: лицо, кожа, а это что – ободранная лиса.

Агниджита посмотрела на человека и его собеседника взглядом своего отца. Плечи парней сжались.

– Зачем вы работаете проститутками? – потребовала она ответа у красавцев. – Вы что, не мужчины?

Голос Агниджиты подхватили темные ходы по обе стороны комнаты: «мужчины, мужчины». А люди в комнате, привыкшие к капризам и распоряжениям, заговорили с ней ласково.

Красивые пальцы

– Разве ты не знаешь таких историй? Раньше я продавал чай в маленьком магазине. Все женщины в квартале приходили пить. Женщины говорили: «У тебя красивые пальцы, дай нам чаю». Им скучно было дома, они искали предлог, чтоб выйти. Потом другой человек стал делать по соседству массаж. Он увидел, что женщины целый день только и ходят, вот-вот лопнут от чая, ругаются друг с другом, кто за кем стоял. Он сказал: «Приходи, я тебе буду платить, сколько не платит хозяин магазина». Я перешел к нему на массаж, стал малишвалой[61]. Прежний хозяин проклял меня и сглазил, а женщины вместо чая занялись здоровьем позвоночника. Некоторые говорили: «Послушай, давай встретимся. Не бойся, я заплачу