в детстве: «У тебя большой рот, постоянно попадаешь в неприятности с учителями, из-за тебя позор ложится на голову Аситварана». С младшим Аситвараном они учились в одном классе, но ходили в школу разными дорогами. Она считала, что брат стыдится ходить с ней, на самом деле он просто хотел играть по пути с мальчишками. А она всегда была одна, только высматривала, чья она.

Она, как в детстве, смотрела на людей с верхней полки. Искала глазами мать с отцом. Может быть, вот эта женщина с длинной косой, ведь ее кожа так же отливает рыжим и блестит? Или вот тот человек, что жадно и быстро ест руками рис с пальмового листа, разложенного на коленях? Может быть, нищенка, которая скулит грустную песню в проходе? Может быть, вот эти, с размазанными по лбам метками, поставленными в храме? Или те, что уснули, и головы их болтаются? Может, вот те, что сидят, лежат, мучаются в проходе?

Целый поезд, весь народ в разноцветных обмотках с серыми ногтями, с испачканными паном зубами, плюющие этот пережеванный пан на пол, становились ее родителями. Их кровь текла внутри ее вен.

Автовокзал Ананд

По ее угловатому телу текла кровь цыганки племени калбелия и нищего мальчишки, который родился возле станции Ананд Вихар – лучшем месте для воров.

Ананд Вихар – столпотворение конца света. Люди бегут с автобуса на поезд и обратно. Рядом лежит граница с Уттар-Прадеш, полицейские месяцами спорят, на чьем участке случилась кража, банды перекупают полицию. Идут бесконечные войны за автовокзал.

Мальчишка, как только стал способен убегать, начал работать между перроном и парковкой междугородних автобусов. Он любил составлять тщательные планы и имел вспыльчивый характер. Очень быстро он объединил вокруг себя других мальчиков, и восхождение его было стремительным. В двадцать семь он стал Доном, возглавив банды северо-восточных районов Силампур и Шандала. Через три года к ним примкнули банды Прит Вихара, и так весь левый берег стал принадлежать Дону. Через пять лет он забрал себе драгоценный рубин – часть Нового Дели на правом берегу вместе Коннот-плейс. Становлению Дона помогали бенгальский голод, хаос раскола Британской Индии, приток новых людей, потерявших все и готовых на любые дела.

Он получил многое, однако город по-прежнему оставался вселенной без края. На юго-западе в Дварке, на севере в Нареле, на юге в Сокете и юго-западе в Дефенс-Колони царствовали другие доны, а также множество банд принадлежало мелким царькам и кочевало между районами. Главари взяли себе титулы в подражание итальянцам. До войны за трафик доны урегулировали дела между собой и полицией худым миром, выбирая нескольких козлов отпущения на обмен. Война порубила Дели на клочки.

В сорок лет, попробовав всевозможных женщин, Дон взял себе нищую девочку редкой красоты, которую она пожалела для дочери. Девочка ходила с биоскопевалой[66] возле автовокзала. Дон купил ее себе и сделал актрисой в театре. Она любила играть, все роли кипели в ее бродячей цирковой крови. Она родилась в племени калбелия, что скитаются по Раджастхану, ночуют под звездами на окраинах городов и в танцах подражают кобрам. Их лица загадочны, а взгляды заставляют опустить голову. У нее были острые афганские глаза, словно сделанные из желтого стекла.

Успех жены на сцене обжег Дона ревностью. Скоро он запретил ей выходить и часто, забываясь, исступленно бил, а потом осыпал драгоценностями. Через месяц после рождения дочки цыганка отнесла ее в сад и привязала к веткам дерева арджун. «Какой же ты уродец, вся в отца», – сказала она дочери. Потом облилась керосином, поднялась в комнату к мужу и чиркнула спичкой. Люди Дона приняли пожар за нападение, созвали своих со всего города. Было поздно, второй этаж сгорел. Обезглавленную банду стали методично уничтожать. Выжившие разбежались по стране, иные примкнули к прежним врагам. Бимал уехал на поезде в Бомбей, первое время он думал о Гаури, но скоро жизнь смяла воспоминание, как лист из середины газеты.

Когда Гаури принесла с пожара девочку, тетушки принялись шить подгузники дюжинами. Они собирались вместе, чтоб подстричь Агниджите ногти, боялись поранить крохотные пальцы. Ей делали массаж с маслом перед купанием. Но, подрастая, Агниджита пугала их резкими словами, искрами из рыжих глаз, которые сыпались при малейшем гневе. Их пугала грубая неукротимость, волчьи повадки. Агниджита отталкивала их любовь, она хотела только настоящую маму. Мальчики Бабу Кунвара и то были ласковей. Постепенно вокруг нее образовался круг пустоты.

Айшвария смело заходил в этот круг, брал ее за руку тонкой и сильной рукой. Он ли стер отчуждение, она ли повзрослела и смирилась с сиротством, но люди стали ходить рядом с ней свободно.

Земля трясется

Агниджита вернулась и не узнала своего города. Кремировали Индиру Ганди, вся столица стояла в дыму. На вокзале люди слушали радио. Только назначенный премьер-министр Раджив Ганди говорил: «Когда падает могучее дерево, то земля вокруг него трясется».

У вокзала женщина кричала всем вокруг:

– Что же вы натворили? Няня взяла моих детей и пошла в Трилокпери к матери. Проклятая женщина, что она сделала? Что вы все сделали? Завалили улицы водопроводными трубами, посадили на них бандитов и всех внутри убили, – она завыла нечеловеческим голосом.

Агниджита знала эти кварталы в Трилокпери. Она ездила туда однажды «делать счет». Помнила узкие многоквартирные дома бедных, каморки без окон по обе стороны коротких переулков.

Она пошла на остановку автобуса. В конце улицы распростерлось что-то темное. Когда Агниджита подошла, то увидела: это лежат три красивых мужчины. Их закололи в сердце. В длинных волосах, разбросанных по дороге, запеклась кровь. Тряпки, которые прежде были тюрбанами, валялись рядом опаленные. Ей захотелось растерзать тех, кто это сделал, но вокруг только ветер метал дым и мусор. Она не удивилась тому, чем стал Дели. Она думала так: «Убита моя любовь, и весь мир убит».

На остановке не было ни автобусов, ни суетливых рикш. Бессильный ветер нес запах костров. Неуловимо родное было в горестном аромате дыма, прикосновение каких-то добрых, любящих рук. Шепот цыганской колыбельной, слова которой не узнает ум, но помнит сердце.

На остановке сидели молодой мужчина и мальчик. Они были неподвижны.

– Эй, давно ушел автобус? Мне нужно в Тибетскую колонию.

Они не пошевелились.

– Эй, – крикнула Агниджита, – когда будет автобус, не знаете?

Мужчина заплакал:

– Автобусы плохо ходят сегодня, – плакал он. – Всех убили, маму, папу, старших. Мы с братишкой остригли волосы, чтоб спастись.

Агниджита побежала дальше. Страх за своих ударил изнутри головы: «А что если их тоже?