– Я думала, это будет увлекательно.

Я отчетливо сознаю, что произношу следующие слова, как обладатель собственной формы «синдрома замкнутого мирка», и говорю их тому, кто это знает, но все-таки не могу удержаться:

– Вам бы почаще выходить в люди.

Дженни улыбается и довольно лихо стучит карточками об стол – таким жестом крупье в фильме с Джеймсом Бондом мог бы подравнивать колоду, прежде чем снять ее. Но Дженни колоду не снимает, просто протягивает мне верхнюю карту.

– Может, просто начнем?

Держа в зубах огрызок печенья, я стряхиваю с рук крошки, беру карточку, поворачиваю ее сначала влево, потом вправо. Пока что я не понял, с кем сегодня имею дело – со Старой Дженни или с Новой Дженни, – поэтому решаю не спорить. И буквально вижу, как мой воображаемый, более опытный терапевт одобряет мое решение.

«В конце концов, что ты теряешь?» – спрашивает он.

«А что приобретаю?» – парирую я.

Я разглядываю карточку. Изображение на ней выглядит в основном как чернильная клякса, но стоит только перевернуть карточку вверх ногами, как я наконец вижу его.

– Это осьминог, – выговариваю я сквозь печенье, и крошки сыплются на меня. И я вспоминаю, как один из друзей, когда-то работавший в Белом доме, рассказывал мне, что у журналистки Кэнди Кроули после еды всегда оставались на груди крошки. Не знаю, почему мне вспоминается эта история, разве что я чувствую себя репортером, который, находясь под обстрелом, пытается как можно точнее описать, что творится вокруг.

Дженни переворачивает карточку, чтобы посмотреть самой.

– Большинство людей видят здесь летучую мышь или бабочку.

Я вынимаю изо рта печенье.

– Значит, большинство ошибается. Это точно осьминог. То есть его вид сверху. Так он выглядит, когда смотришь на него сверху вниз, а обычно я так и делаю, поскольку он сидит сверху на таксе, а у такс короткие лапки.

Дженни скептически смотрит на меня, проверяя, не дразню ли я ее. Я вижу, как ей хочется спросить, воспринимаю ли я всерьез наше занятие. И решаю, что нам обоим пора успокоиться.

– Вы в курсе, что Герман Роршах был крут?

– Что, простите? – спрашивает она.

– Изобретатель вот этого теста, – моя реплика застает ее врасплох. И, пожалуй, отчасти меняет расстановку сил.

Дженни кладет первую карточку на стол между нами и откидывается на спинку стула.

– Нет, кто такой Герман Роршах, я знаю.

– А-а. Так вот, он был крут. По виду крутизны – как обалденный Брэд Питт следующего уровня. Однажды мне пришлось искать информацию о нем для текста, над которым я тогда работал. Оказывается, он умер в тридцать семь лет. От перитонита.

Дженни смотрит на меня и делает несколько пометок в своем блокноте. Возможно, эти мои знания говорят больше, чем то, что я увидел на карточке номер один. Или она записывает слово «перитонит», чтобы не забыть потом выяснить его значение. Я вот о чем: скорее всего, она знает это слово, но в том-то и заключается проблема тех, кого зовут Дженни. Люди вроде меня склонны считать их тупыми.

– Так вот… советую поискать в Гугле его фотографии, – я лезу в пакет за очередной печенькой. На этот раз – с сахаром и корицей. Обычно она не входит в число моих любимых, но сегодня меня тянет на нее.

– Давайте просто перейдем ко второй карточке, – Дженни вручает мне карточку, похожую на первую, только с четырьмя дополнительными красными кляксами. – Что вы видите?

На этот раз вглядываться ни к чему. Я и так все вижу.

– Это осьминог. С четырех его ног капает кровь.

Дженни поджимает губы.

– Откуда взялась кровь?

Отвечать на этот вопрос я отказываюсь. Только пожимаю плечами, стряхиваю излишки корицы с печенья себе на рубашку и вдруг проникаюсь сочувствием к Кэнди Кроули. Краем глаза замечаю, что Дженни опять что-то царапает в своем блокноте. Может, решает, выдавливать из меня подробности или не стоит. Если да, то ничего ей не светит.

– А вот на этой? – Она подает мне третью карточку, кляксы на ней тоже красные.

– Таракан.

– Не осьминог?

– Задавать наводящие вопросы вам не полагается. Это проекция того, кто проводит тест.

– Просто уточняю, – говорит Дженни.

– Здесь я вижу таракана, – делаю паузу, кусаю печенье и добавляю: – Известного в некоторых кругах под прозвищем «сухопутный осьминог».

Дженни раздраженно швыряет блокнот и подается вперед на стуле. Она подпирает подбородок ладонью, и ее ручка оставляет маленькую синюю метку на щеке.

– В каких именно кругах?

– В некоторых, – ответа я действительно не знаю. – Наверное, в среде энтомологов.

Дженни вздыхает.

– Слушайте, давайте я сэкономлю вам время, – я хватаю стопку оставшихся карточек. – Вот осьминог летит на дельтаплане. Вот это – осьминог после того, как я отодрал его от Лили и поджарил ему мозги электрошокером. А это – две феи Динь-Динь целуются, – после минутной паузы я подношу карточку поближе к глазам – нет, не ошибся. Теперь уже я делаю мысленные заметки. С долей беспокойства. Остальные карточки цветные. – Тут осьминог в океане бросается на какую-то незадачливую добычу, тут коралловый риф, где, наверное, обитает осьминог, а вот тут – два морских конька несут Эйфелеву башню, – я бросаю карточки на стол. – Возможно, я что-то пропустил.

Дженни не любит, когда я так умничаю, поэтому я открываю пакет и протягиваю ей:

– Печеньку?

Мгновение она гневно смотрит на меня в упор, потом ее лицо смягчается, она лезет в пакет и достает шоколадную печеньку с шоколадными же крошками.

– Какого черта?..

– Да ладно вам, Дженни. Вы не хуже меня знаете, что это лженаука.

Дженни откусывает печенье и кладет остальное на колени.

– Вкусные, – она тянется за брошенными карточками и складывает их по порядку. – Тест Роршаха не выдерживает критики, если применяется с определенными целями, и все-таки это неплохой инструмент для выявления тревожности, – она смотрит мне в глаза. – И враждебности.

– Он ослепил ее, – выпаливаю я. Это означает: само собой, я встревожен, конечно же, я настроен враждебно! Но стоило мне только открыть рот, как вырвалось то, что вырвалось.

– Лили? Кто «он»?

Я стучу пальцем по первой карточке в стопке.

– Мне надо действовать, и немедленно, а решений нет, по крайней мере, медицинских, и с каждым часом я все сильнее ненавижу себя за то, что я такой никчемный и беспомощный, и за то, что угодил, как в ловушку, в кокон, который сплел осьминог.

– А немедицинские решения у вас есть?

Я пожимаю плечами. Помню, как я готовился к этому вопросу, но ни один из возможных ответов меня не устроил. Любовь? Ароматизированные масла? Молитвы?