Наступила ночь, в штаб вернулись угрюмые генералы. Варявидела, как в домик оперативного отдела прошел окруженный адъютантами НиколайНиколаевич. Его лошадиное, обрамленное густыми бакенбардами лицо дергалось оттика.

Все перешептывались об огромных потерях — выходило, чтополегла четверть армии, но вслух говорили о проявленном солдатами и офицерамигероизме. Героизма было проявлено много, особенно офицерами.

В первом часу Варю разыскал хмурый Фандорин.

— Идемте, Варвара Андреевна. Нас вызывает высокоен-начальство.

— Нас? — удивилась она.

— Да. Всю особую часть в полном составе, и нас с вамитоже.

Быстрым шагом они дошли до мазанки, где располагалосьведомство подполковника Казанзаки.

В знакомой комнате собрались офицеры, сотрудники особойчасти Западного отряда, однако начальника среди них не было.

Зато за столом, грозно насупившись, сидел сам ЛаврентийАркадьевич Мизинов.

— А-а, господин титулярный советник с госпожойсекретаршей пожаловали, — ядовито произнес он. — Ну чудненько, теперьосталось только его высокоблагородие господина подполковника дождаться, и можноначинать. Где Казанзаки?! — рявкнул генерал.

— Ивана Харитоновича вечером никто не видел, —робко ответил старший из офицеров.

— Славно. Хороши защитники секретов.

Мизинов вскочил, громко топая, прошелся по комнате.

— Не армия, а представление искейпистов. Цирк шапито!Кого ни хватишься, нету, говорят. Исчезли! Бесследно!

— Ваше высокопревосходительство, вы г-говоритезагадками. В чем дело? — негромко спросил Фандорин.

— Не знаю, Эраст Петрович, не знаю! — вскричалМизинов. — Надеялся, что вы с господином Казанзаки мне объясните. —Он помолчал и, сделав над собой усилие, продолжил уже спокойнее. —Хорошо-с. Больше никого не ждем. Я только что от государя. Присутствовал приинтереснейшей сцене: генерал-майор свиты его императорского величестваСоболев-второй орал и на его императорское величество, и на его императорскоевысочество, а государь и главнокомандующий перед ним оправдывались.

— Невозможно! — ахнул кто-то из жандармов.

— Молчать! — взвизгнул генерал. — Молчать ислушать! Выясняется, что в четвертом часу пополудни отряд Соболева, захвативлобовым ударом Кришинский редут, прорвался на южную окраину Плевны, зайдя в тылосновным силам турецкой армии, однако был вынужден остановиться занедостаточностью штыков и артиллерии. Соболев неоднократно посылал гонцов стребованием немедленно прислать подкреплений, однако башибузуки перехватывалиих. Наконец в шесть часов адъютант Зуров в сопровождении полусотни казаковсумел пробиться к расположению центральной группы. Казаки вернулись обратно кСоболеву, потому что там каждый человек был на счету, а Зуров поскакал в ставкуодин. Подкреплений ждали с минуты на минуту, но тщетно. И неудивительно, потомучто в ставку Зуров не прибыл и об успехе левого фланга мы не узнали. Вечеромтурки провели передислокацию, обрушились на Соболева всей мощью, и передполуночью, потеряв большинство людей, он отступил на исходные позиции. А ведьПлевна была у нас в кармане! Вопрос к присутствующим: куда мог подеватьсяадъютант Зуров — среди бела дня, в самом центре нашего расположения? Кто можетответить?

— Видимо, подполковник Казанзаки, — сказала Варя,и все обернулись к ней.

Волнуясь, она пересказала то, что услышала от Маклафлина.

После продолжительной паузы шеф жандармов обратился кФандорину:

— Ваши выводы, Эраст Петрович?

— Сражение п-проиграно, рвать волосы поздно — этоэмоции, мешающие расследованию, — сухо ответил титулярный советник. —А сделать надо вот что. Разбить территорию между корреспондентскимнаблюдательным пунктом и ставкой на квадраты. Это п-первое. С первым же лучомсолнца к-каждый квадрат прочесать. Это второе. В случае обнаружения т-труповЗурова или Казанзаки ничего руками не трогать и землю вокруг не топтать — этотретье. На всякий случай поискать того и друтого по лазаретам среди тяжелораненых — это четвертое. Пока, Лаврентий Аркадьевич, б-больше сделать ничегонельзя.

— Какие предположения? Что доложить государю? Измена?

Эраст Петрович вздохнул.

— Скорее, д-диверсия. Впрочем, утром узнаем.

Ночью не спали. Было много работы: сотрудники особой частиделили по карте район на полуверстовые квадраты, определяли состав поисковых команд,а Варя объехала все шесть госпиталей и лазаретов — проверяла офицеров,привезенных в бессознательном состоянии. Такого насмотрелась, что к рассветувпала в странную, бесчувственную одурь, но ни Зурова, ни Казанзаки необнаружила. Зато увидала среди раненых немало знакомых, в том числеПерепелкина. Капитан тоже пытался прорваться за подмогой, но получил ударкривой саблей поперек ключицы — не везло ему с башибузуками. Лежал на койкебледный, несчастный, и запавшие карие глаза смотрели почти так же тоскливо, какв незабываемый день первой встречи. Варя к нему бросилась, а он отвернулся иничего не сказал. За что такая нелюбовь?

Первый луч солнца застал Варю на скамейке возле особойчасти. Фандорин усадил чуть не насильно, велел отдыхать, и Варя привалилась кстене тяжелым, онемевшим телом, погрузилась в мутную, тягостную полудрему.Ломило кости, подташнивало — нервы и бессонная ночь, ничего удивительного.

Поисковые команды еще затемно разошлись по квадратам. Вчетверть восьмого прискакал нарочный с 14 участка, вбежал в хату, и сразу же,застегивая на ходу китель, вышел Фандорин.

— Едемте, Варвара Андреевна, Зурова нашли, —коротко бросил он.

— Убит? — всхлипнула она.

Эраст Петрович не ответил.

Гусар лежал ничком, вывернув голову вбок. Еще издали Варязаметила серебряную рукоятку кавказского кинжала, намертво засевшего в левойлопатке. Спешившись, увидела профиль: удивленно открытый глаз отливал красивымстеклянным блеском, развороченный выстрелом висок чернел окаемом пороховогоожога.

Варя снова бесслезно всхлипнула и отвернулась, чтобы невидеть этой картины.

— Ничего не трогали, господин Фандорин, какприказано, — докладывал жандарм, руководивший командой. — Всеговерсту до командного пункта не доскакал. Тут ложбина, вот никто и не увидел. Авыстрел что — такая пальба стояла… Картина ясная: ударили кинжалом в спину,врасплох, неожиданно. Потом добили пулей в левый висок — выстрел-то в упор.

— Ну-ну, — неопределенно ответил Эраст Петрович,склонившись над трупом.