Элизабет покачала головой и первым делом запустила в спальню больной лучи утреннего солнца, отодвинув портьеру настолько, чтобы те не попадали на кровать и не тревожили несчастную. Потом чуть приоткрыла угловое окно, позволив свежему воздуху зайти внутрь. Плохо, что нельзя было хоть на несколько минут распахнуть окна настежь, чтобы выветрить заразу, но Ребекка за время их присутствия в комнате даже не пошевелилась, и Элизабет понимала, что дело плохо. Поглубже вздохнула, готовясь к худшему, потом подошла к постели, где, почти слившись с белоснежными простынями, лежала обессилевшая измученная Ребекка.

Сердце сжалось от острой жалости. Личико юной вдовы — несомненно, раньше круглое и яркое — осунулось, его черты заострились, кожа приобрела опасно сероватый цвет. Губы казались вылепленными из воска, потускневшие черные волосы разметались по подушке. Несколько прядей прилипли к вискам и ко лбу, еще сильнее оттеняя бледность Ребекки и придавая ей сходство с умирающей, и, даже не прикасаясь к ней, Элизабет чувствовала исходивший от больной жар. И все же осторожно коснулась ее стиснутых в кулак пальцев, словно надеясь хоть немного ободрить, но Ребекка лишь едва слышно застонала, и это напомнило Элизабет о ее обещании.

— Свежей воды! — приказала она, кивнув на тазик для умывания. — И два чистых полотенца — для компресса и обтирания. Мистер Рид, распорядитесь, пожалуйста, как только вернется Эмили, приготовить травяной отвар: она подскажет, какой и из чего. А пока, если можно, хотя бы некрепкого чая и губку — Ребекке надо как можно больше пить.

Никто не решился ей возражать, и на некоторое время Элизабет осталась с Ребеккой наедине. Она присела у ее изголовья, осторожно убрала с обжигающего лба мешающиеся волосы, вздохнула, понимая, сколь сложно будет поставить эту девочку на ноги. Ведь даже при самом лучшем уходе выздоровление в первую очередь зависело от желания самого больного, а Ребекка, судя по рассказу Энтони, давно перестала бороться.

Горничная обернулась весьма быстро, принеся полотенца и два кувшина: один с холодной, другой — с горячей водой. Элизабет велела вылить воду в тазик и перемешать ее, чтобы при обтирании не обжечь и не обморозить и так едва дышавшую больную.

— Умеешь? — смачивая одно полотенце в тазу, спросила она служанку, хотя заранее знала, что та замотает головой. Горничная была, пожалуй, еще младше Ребекки, и, судя по ее перепуганному лицу, вытаскивать с того света людей ей еще не приходилось. — Тогда смотри, что буду делать я, и запоминай: ночью придется управляться одной.

Не дожидаясь ее ответа, Элизабет легкими уверенными движениями обтерла обнаженные руки, плечи и шею Ребекки. Потом передала полотенце горничной, велев ей омыть ноги хозяйки.

— Как тебя зовут? — поинтересовалась она, с одобрением наблюдая за старательными движениями служанки.

— Китти, — ответила та. Элизабет кивнула и, намочив второе полотенце, положила его на лоб Ребекки.

— Хорошо, Китти. Если мистер Харви разрешит, нужно будет раздеть мисс Флетчер и обтереть ее всю, — это позволит немного сбавить температуру. Пока же доктор не пришел, ты можешь пойти к себе и немного поспать. Когда понадобишься, тебя позовут.

Китти довольно-таки живо поблагодарила ее и исчезла за порогом прежде, чем госпожа передумала и нагрузила ее новой работой. Элизабет покачала головой, и именно за этим застал ее вошедший мистер Рид с кружкой чая в руках.

— Вы недовольны Китти? — по-своему истолковал он ее движение. — Она, конечно, невыносимая болтушка, но предана, как собака. Я пристроил ее сюда в надежде, что она сумеет разговорить Ребекку, но этот орешек оказался не по зубам даже Китти.

Элизабет улыбнулась и приняла у него чашку.

— Кажется, вы знаете горничную куда как лучше ее хозяйки, — поделилась наблюдением она. — Быть может, ее вы тоже спасли?

Энтони усмехнулся, давая понять, что ее подозрения не лишены основания.

— Скорее, нам просто повезло оказаться в одном месте в одно время, — уклончиво ответил он. — В результате Китти избежала порки, а я приобрел отличную горничную: трудолюбивую и чистоплотную. Она четыре года убирала мою лондонскую квартиру, а поскольку, уступив ее Ребекке, я был вынужден искать другую, мне есть с чем сравнивать.

Элизабет кивнула, отлично представляя, за какие грехи Китти могла грозить порка. В памяти снова мелькнули слова миссис Бенсон о воровстве юного Энтони Рида и его девиз «Добром за добро». Быть может, и эти вещи были взаимосвязаны?

Впрочем, какое отношение это имело к происходящему?

Элизабет снова присела на краешек кровати и, смочив в чае губку, поднесла ее к пересохшим губам Ребекки. Тихонько отжала. Капельки скатились по подбородку больной, не сумевшей или не пожелавшей воспользоваться заботой. Однако Элизабет это не смутило: сколько бы она ни пролила, а что-то да попадет Ребекке в рот. Поэтому Элизабет сделала еще пару попыток и только потом отставила чай в сторону.

— Мистер Харви — очень хороший доктор, — произнесла она для безмолвно застывшего у открытого окна мистера Рида. — На первый взгляд его методы кажутся чересчур смелыми: помню, как возмущалась миссис Бенсон его требованиями об обтирании и проветривании, — но благодаря им нашу семью обошла горечь утраты близких, в отличие от тех, кто воспротивился его советам. Он небыстро завоевывал авторитет, но нынче даже самые ярые противники доктора Харви готовы внимать ему и боготворить его.

— Уверен, в вашей семье все убеждены, что своим избавлением от болезней обязаны вам, а вовсе не доктору, — заметил мистер Рид. — Во всяком случае, мисс Эмили была весьма категорична в своей рекомендации вас как сиделки, и я склонен доверять ее суждениям.

— Что говорит лишь о том, как мало вы ее знаете, — отозвалась Элизабет, не желая присваивать себе чужие заслуги. — Эмми — та еще выдумщица, и я не удивлюсь, если, повзрослев, она решит освоить ремесло писательницы.

— И тем не менее, мне кажется, в вашем отношении она более чем справедлива. Редкий человек захочет взять на себя заботу о незнакомке, не имея с того никаких выгод и рискуя, помимо прочих неудобств, подхватить от больной ее недуг.

— Не более редкий, чем тот, что приютит в своем доме вдову брата, да еще и станет переживать за ее душевное состояние, — снова возразила Элизабет, немного смущенная его уверенностью в отсутствии у нее корысти. Быть может, тайное желание иметь возможность видеть его без сочинительства весомой причины и не дотягивало до столь громкого слова, однако не признать его существование Элизабет не могла. — А за мое здоровье, право слово, не стоит беспокоиться: после вчерашнего дождя мне уже ничего не страшно!

Она не нашла в себе силы, чтобы обернуться и узнать, как мистер Рид отреагирует на это заявление. Наверное, в нем не было ничего выдающегося, но при воспоминании о его прикосновениях у Элизабет снова заколотилось сердце, и она, чтобы скрыть замешательство, принялась поправлять простынь, которой была укрыта Ребекка.

Негромкий стук в дверь не позволил мистеру Риду ответить, зато стал предвестником появления в спальне больной доктора Харви. Его доброе и неравнодушное лицо сразу располагало к себе, а внимательные и очень умные глаза выдавали человека знающего и весьма ответственно подходящего к своему делу. Мистеру Харви было немногим больше тридцати пяти лет, и он совсем недавно обзавелся семьей, а до того момента оставался самым выгодным холостяком Кроукомба, и в гости его чаще приглашали не с целью поправить здоровье, а с надеждой заинтересовать молодого доктора одной из своих незамужних дочерей. Элизабет одно время тоже рассматривалась местными кумушками как подходящая для него невеста, однако мистер Харви привез жену из другого города, чем заслужил их гнев и не был прощен до сих пор.