Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Только не говори, что, дожив до двадцати шести лет, ты ни разу не ухаживал за барышнями.
— Не скажу, — пожал плечами Энтони, однако Джозефу этого оказалось достаточно.
— Нет, да ведь в самом деле, — будто бы уговаривая самого себя, забубнил он. — Когда тебе было гулять? Итон — уж я-то знаю, какой там монастырь, — работа, Оксфорд, снова работа. Свидетели, расследования, заседания — тебе, брат, не позавидуешь. Тут либо служанок тискать, либо жениться не глядя, чтобы девицы особо не привередничали. Потому что ухаживания — это целое искусство. Ты обращайся, если что. Платы за обучение не возьму: все-таки я твой должник.
— Буду иметь в виду, — усмехнулся Энтони, направляясь к лестнице. Ему не хотелось обижать Джозефа, из самых лучших побуждений ломящегося в дверь, за которой его не ждали, пусть даже в чем-то он и был прав. Энтони никогда не страдал от отсутствия женского внимания. Поначалу занимался, как оголтелый, чтобы получить профессию, потом хватался за любое дело, чтобы заработать на Оксфорд. Потом совмещал учебу с работой, и уже на последнем курсе познакомился с Джулией Дервиш — удивительной самодостаточной женщиной, которая не стремилась выйти замуж, была сама себе хозяйкой и оставалась равнодушна к сопровождающим ее имя скандалам. Она пришла в адвокатскую контору с жалобой на проворовавшегося управляющего и после пары бесед с Энтони предложила ему отношения, которые совершенно устраивали их обоих. Без ухаживаний. Без обязательств. Без далеко идущих намерений. Джулии нравилась его молодость и целеустремленность. Энтони находил ее интересной и смелой. Они не пытались разузнать прошлое друг друга и не строили совместного будущего. Встречались пару раз в неделю, пока однажды Джулия не сообщила, что уезжает во Францию и Энтони не пожелал ей счастливого пути.
Никаких особых эмоций это расставание, как и в целом все отношения, у него не вызвало. Энтони был сдержан, спокоен и уверен в себе. Как на процессе. И ни секунды не сомневался, что ни одна другая женщина не способна вызвать у него иных эмоций. Ну разве что жалость, как Ребекка.
Stolto*. L'uomo ргоропе — ma Dio dispone**.
Он поднялся в комнату невестки, где уже хозяйничала Китти. Обтирала, поила, проветривала, строго следуя указаниям мисс Уивер.
— Она больше не мечется, мистер Рид, — доложила Китти обстановку. — Но по-прежнему вся горячая. Не знаю, хорошо это или дурно.
— Подождем, — ответил Энтони. — Я распорядился оставить для тебя на кухне еду, чтобы ты тут у меня не околела с голоду, но все же не покидай мисс Флетчер надолго. Если ночью возникнут какие-то проблемы, сразу буди меня. Если же поутру она вдруг проснется здоровой, получишь на новое платье.
Китти живо выразила надежду, что именно так все и будет, хотя, кажется, они оба опасались совершенно противоположных событий. Однако ночь прошла спокойно, и Энтони совершенно напрасно в нежданно напавшей бессоннице вслушивался в тишину, ожидая быстрых шагов спешащей за помощью Китти.
В голове мелькали подпитываемые темнотой страхи. И за несчастную невестку, и за здоровье безрассудной мисс Уивер, и за жизнь ее доверчивого отца. И стоило ли после этого удивляться, что во сне к нему наведался давнишний кошмар?
Козлы для распиливания бревен, стянутые ремнем руки, перекошенное ненавистью лицо сводного брата, в котором Энтони уже видел пришедшую за ним смерть. Сон избавлял от раздирающей тело боли, но он утраивал ужас, раз за разом отнимая явившегося наяву ангела. Того, что отвел последний удар, грозивший переломить хребет. А теперь отказал в своей милости, забрав надежду на выживание.
Энтони проснулся со сбитым дыханием, ненавидя себя за этот детский не убиваемый страх. Брат давно уже горел в аду, отвечая за свои преступления, как они того заслуживали, и смешно было потакать подобным воспоминаниям, никак не способным обратиться в реальность. Разве что ангел-хранитель, повторяя кошмар, отворачивался от него, и Энтони слишком хорошо понимал, насколько заслуженно.
Едва дождавшись рассвета, он снова отправился в спальню Ребекки. Китти, очевидно, разглядев его опухшие глаза, первым делом принялась заверять, что мисс Флетчер провела ночь спокойно, «будто бы даже и не в забытьи была, а спала крепким сном», и только изредка всхлипывала и звала какого-то Ники.
— Ники? — переспросил Энтони, перебирая в уме имена известных ему родственников Ребекки и убеждаясь в том, что ни Николаса, ни Доминика среди них не было. — Уверена, что не ослышалась?
— Уверена! — закивала Китти, с жалостью поглядывая на больную. — Я сперва оторопела: до того момента мисс Флетчер как рыба молчала. Потом к ней бросилась: думала, ей нужно чего. А она заладила: Ники да Ники. Да так горько, прям душа на части рвется…
— Хорошо, — оборвал поток ее слов Энтони. — Рад, что ей, по крайней мере, не стало хуже. Тебе придется побыть с мисс Флетчер, пока я не вернусь: другой сиделки у нас нынче нет.
Разумеется, Китти не смогла промолчать: болтливость однажды едва не довела ее до беды, но даже это не стало ей уроком.
— А разве мисс Уивер не придет? — затараторила она. — Она вчера обещала… To есть я, конечно, ни на шаг от мисс Флетчер!.. Но как же так? Что-то случилось? Она тоже заболела?
Этого Энтони боялся больше всего на свете и мог только молиться, чтобы зараза обошла его ангела стороной. И надеяться, что мистер Уивер, который должен был его ждать, не добьет дурной новостью, тяжкой виной опустившейся на его плечи.
— Мисс Уивер не придет! — отрезал он и, не слушая новых восклицаний Китти, сошел вниз.
Завтрак, конечно, был еще не готов, но кусок все равно не лез Энтони в горло, поэтому он лишь захватил с собой сухой паек и отправился в Ноблхос.
День сегодня располагал к путешествиям: августовское солнце спрягалось за облаками, однако те не пророчили дождя, и Энтони мог быть уверен, что обернется достаточно быстро. Пожалуй, ему стоило осведомиться у доктора Харви о сиделке: Китти не могла дежурить возле Ребекки денно и нощно, а больше женщин в Кловерхилле не было. Рассчитывать же на то, что мисс Уивер вопреки вчерашним событиям решит снова позаботиться о Ребекке, мог только безумец, а Энтони при всей своей мало разумной влюбленности все же смотрел на вещи трезво.
Мистер Уивер, несмотря на ранний час, ждал его и принял со всей сердечностью.
— И не сказала, зачем? — улыбнулся он, когда Энтони объяснил причину своего визита, сославшись на просьбу Элизабет. — Плутовка! А впрочем, иначе вы бы и не пришли.
— У вас проблемы, мистер Уивер? — ничего не понимая, спросил Энтони, однако тот улыбнулся еще шире.
— Не столь серьезные, как у нашего дорогого доктора, но без вас, мистер Рид, тут тоже никак не обойтись, — заявил он, ничуть не упрощая Энтони задачу. — Пойдемте на конюшню: надеюсь, там мы сумеем устранить эту маленькую проблему.
Памятуя о причине предыдущих неприятностей Томаса Уивера, Энтони шел за ним с одним лишь предположением о новом злодеянии подставившего мистера Уивера человека, что, впрочем, не помешало ему осведомиться о здоровье Элизабет.