Включаю ледяной тропик и даже под ним признаюсь себе, что безумно влюблён в девчонку. Просто свет на ней сошёлся.

Выхожу из душа и слышу в соседней комнате сдавленные рыдания.

— Аня, бабушка… — горько зовёт и рыдает малявка.

Я быстро натягиваю на себя одежду и залетаю к ней в комнату.

— Ксюша, что случилось? — оглядываю ее, сидящую на огромной кровати и выдыхаю, не найдя никакой объективной причины для слез. Не упала, ничего не разбила…

— Ааааа! — округляются глаза девчушки при виде меня.

— Не кричи, — теряясь от реакции, присаживаюсь возле кровати на корточки. — Я — Алексей. Ты у меня в гостях вместе с Аней. Она внизу готовит завтрак.

— С Аней, — не перестаёт рыдать Ксюша. — К бабушке хочуу…

— Что случилось? — в спальню залетает перепуганная Аня и кидается к сестре. — Ушиблась, упала…

— Походу, — делаю я вывод, — просто испугалась.

— Ну иди скорее ко мне, — она сгребает сестру в объятия и что-то шепчет ей на ушко про кошечек, собачек и радугу.

Чувствуя себя третим лишним, выхожу из комнаты и спускаюсь вниз.

Захожу на кухню и заглядываю на плиту.

«Да лааадно, — начинаю тихо посмеивается. — Вот манной каши в моей жизни на завтрак уже лет десять не было. Где она вообще ее в доме нашла?»

Аня

— У тебя болит? — разглядывает затянувшуюся на руке рану Ксюша.

— Уже почти нет, — отвечаю ей, заплетая косу, — не крутись, пожалуйста!

— А у Алексея детки есть? — продолжает донимать меня вопросами выспавшаяся сестра.

Утренняя истерика всего за пять минут трансформировалась в дикий восторг от осознания того, что вместо сада сегодня ее ждёт целый день со мной.

— Хмм, — после утренних событий ощущаю ее вопрос, как удар под дых, мнусь и отвечаю обтекаемо. — Я не знаю. Но твоего возраста точно нет.

— Жалко, — вздыхает она. — Я бы с ними играла.

— Так, хватит болтать! — завязываю кончик косы резинкой и убираю расческу. — Давай быстро завтракать!

Ксюша смело сбегает по лестнице на первый этаж, но возле входа в кухню тормозит.

— Нют, дай ручку…

— Трусишка-зайчишка, — шучу над ней и вкладываю ладошку в свою, — пройдём.

Мы делаем несколько шагов, заворачиваем за холодильник, и я шокировано замираю, а Ксюха взвизгивает, не сдержав эмоций и хлопает в ладоши.

Прямо посреди кухни на полу стоят два огромных надувных розовых фламинго и лебедь.

— О, не плачешь больше? — подмигивает Ксюше Алексей.

— Нет, — смущается она.

— Молодец, — хвалит он. — Иди проверь на прочность матрас, — подманивает сестру к себе рукой, объясняя, куда нужно залезть, и как правильно держаться на надувных монстрах.

— Здорово! — смеется Ксюша, утопая между крыльями.

Я перевожу взгляд на стол и вижу на нем пустую тарелку со следами манной каши, недопитую чашечку чёрного кофе и вторую чашку, явно со сливками, полную.

Алексей сварил ее для меня?

Господи, у этого мужчины точно раздвоение личности!

Сначала всю ночь он заставляет меня умирать в своих руках, забирается под кожу, в мысли, чувства в каждую клетку так глубоко, что кажется ты сейчас не выдержишь и признаешься ему в любви. А потом наступает утро, и он отмораживается, будто между вами ничего не было.

И ты, как полная дура, рыдаешь в душе. Глотаешь слёзы, не смея ничего высказать, потому что с другой стороны Баринов идеален. Вот, пожалуйста, надул игрушки для бассейна, ни слова не сказал на тему манной каши, сваренной, конечно, не ему на зло, но и не для него. Пытается найти с Ксюшей общий язык, не возражает против ее присутствия в доме.

Я запуталась.

Незаметно смахиваю из уголка глаза слезинку и прохожу к плите.

— Садись за стол, Ксюша, — говорю строго.

— Ань, ну посмотри какие они прыгучие, — скачет сестра по матрасам попой.

Алексей улыбается. А мне хочется порыдать.

Дурдом какой-то.

— Алексей, ты хочешь что-нибудь ещё? — интересуюсь у него холодно.

Он поднимает на меня глаза и смотрит долгим внимательным взглядом.

— Пойдём, Ксюш, — кивает моей сестре. — Запустим наших птичек в бассейн.

Они уносят матрасы через кухонные панорамные двери веранды.

Я накладываю Ксюхе кашу и ставлю тарелку на стол.

— А когда ты вернёшься? — заискивающе заглядывает в глаза Алексею сестра, когда они снова появляются в дверях.

— Вечером, — уверенно отвечает он и треплет по голове пятерней. — Все, иди кушай, слушайся старшую свою, а мне пора на работу. Проводишь? — спрашивает меня с такой интонацией, которой не отказывают.

— Конечно, — согласно киваю, обмываю руки и выхожу за Алексеем в прихожую.

— Папку со стеклянного стола мне принеси и почисти ботинки, — говорит он, небрежно взмахивая рукой, и опуская взгляд в телефон.

Я дергаю бровью и складываю руки на груди, но Алексей игнорирует мой недовольный жест. Хам и самодур!

Фыркая, приношу из комнаты документы и сажусь на пуфик с силиконовой губкой.

Баринов что-то смотрит в документах и параллельно стучит пальцами по экрану телефона.

Ставлю ботинки прямо ему под ноги и убираю губку в шкаф.

— Чего ещё изволите, Барин? Может, водочки? — начинает лезть из меня язвительность, и я театрально кланяюсь для эффектности.

Нет, мне не сложно подать и почистить! Но есть слова «спасибо» и «пожалуйста»! Не нужно относиться ко мне, как к вещи! Сделала дело и пошла вон.

Алексей откладывает папку с телефоном на пуфик и делает шаг ко мне.

По спине неожиданно начинают суетливо разбегаться мурашки. Кажется, я доигралась… Глаза Баринова вспыхивают.

— Никогда больше не вздумай так шутить, — рычит он неожиданно агрессивно. — Особенно при посторонних.

Подхватывает меня за скулы и прижимает телом к стене.

Целует… жестко, властно, с привкусом крови. Указывая мне место.

Я задыхаясь, пытаюсь увернуться и толкаю ладонями его в плечи.

— Больно… — начинаю хныкать.

— Это так не работает, Аня, — отрываясь от моих губ, качает головой Алексей. — Мой авторитет для тебя должен быть абсолютен и неприкасаем. Поэтому, за то, что наказал твой рот, извиняться не буду. Ты нахамила не меньше меня. И прими, как факт. Если у меня начался рабочий день, то я могу экономить своё время на словах «вежливости». Тебя же это покоробило?