Статуя изображала обнаженную графиню, стоявшую в непринужденной,изящной позе, с виноградной гроздью в одной руке и копьем в другой.

– Слушайте, да это же талант! – вырвалось у Сварога.

– А я вам что втолковываю? Статуя весьма символична – копьемя, словно Ашореми, без промаха поражаю сердца неосторожных, а гроздь сладкоговинограда… – Она вызывающе прищурилась. – Вам объяснять?

– Не нужно, – сказал Сварог.

Ему уже стало ясно, что невинным из этой комнаты не уйти. Ноон не особенно печалился по этому поводу – на него наконец подействовал должнымобразом халат-одноназвание.

– Про меня говорят, что я грациознее всех умею лежать наковре, – сказала графиня. – Оцените, правда ли это. Да разметайтесьнепринужденнее и вы, вы же устали…

Сварог разметался непринужденнее, посмотрел на нее:

– Молва не врала…

– Вы настоящий кавалер, – сказала графиня. – А вашГаудин всегда принимался хохотать. И говорил, что я – самая большая чудачка,какую он видел в жизни. И непременно добавлял: но очаровательная до жути. Высогласны с последним утверждением?

– Всецело, – сказал Сварог. – И давно уже ломаюголову – как получилось, что именно вы стали с ним работать?

– Потому что я незаменима. Вы, мужчины, существапрямолинейные и простодушные. Какой бы магией ни обладали. Когда вы затеваетезаговор или тайную интригу, вас видно за кобонд[13]. А меняникто не принимает всерьез, ни друзья, ни враги. И я добиваюсь успеха там, гдемужчины расшибают лбы. Как-никак моими усилиями были добыты бумаги торговогодома «Браллер». Слышали?

– Конечно, – лихо солгал Сварог, блаженно вытянувшисьна мягчайшем ковре. – А в истории с алмазными подвесками королевы выпринимали участие?

– Нет, – удивилась графиня. – Даже не слышала. Выпро какую королеву? Наша умерла, когда я была еще ребенком…

– Я и забыл, это совсем другая история… – сказал Сварог.

– Вы надо мной смеетесь?

– Над собой, скорее…

– А она не будет ревновать, ваша юная головорезка… илиголоворез, как правильно?

– Не знаю, право, – сказал Сварог. – А ревноватьона не будет. Не умеет. К сожалению.

– Ах, воо-от как… К сожалению? – Графиня склонилась надним, лукаво улыбаясь, легонько провела ладонью по его щеке. – Простите,барон, ничего не могу поделать, дабы сохранить вашу невинность… Моимилюбовниками либо бывают, либо нет. А притворяться в глазах двора моимлюбовником, не будучи таковым… Подобного цинизма, крайне для меняунизительного, я в жизни не допущу. Закройте глаза. Я посмотрю в вашемужественное лицо, потом нежно поцелую, и вы не должны думать ни о чем, кромеменя…

Сварог устало закрыл глаза. Когда к его губам прильнулинежные губы, успел подумать, что он – порядочная скотина. Но руки как-то самисобой протянулись, комкая невесомые кружева.

…Снилось что-то смутно-тревожное, бесформенно-кошмарное, онс трудом вынырнул и не сразу вернул себя к реальности – перед глазами маячилиало-голубые узоры, и он не сразу вспомнил, где находится. Он пребывал в полномодиночестве, если не считать мраморной графини, с загадочной улыбкой протягивавшейему кисть винограда.

Сварог собрал крайне живописно разбросанную одежду,облачился, отыскал закатившийся под ковер баронский перстень. Осушил чарочкукелимаса, подумал, подошел к мраморной графине и погладил ее по щеке.

– Ваш виноград прекрасен, – сказал он. – Чембольше ешь, тем больше хочется. Интересно, почему мы все такие клятые кобели,честное слово, мне стыдно, но ведь это ненадолго…

– Ты прелесть.

Он обернулся, как ошпаренный. В дверях стояла втораяграфиня, живая, веселая и свежая.

– А мы тут, видите, самокритикой балуемся… – смущенно сказалСварог.

– Вы ею всегда только балуетесь, – сказала графиня,подошла и чмокнула его в щеку. – Я весела и счастлива, как видишь. Ты меняочаровал. Отныне изволь обращаться ко мне на «ты», как подобает любовнику. На«вы» я только с теми, кто еще меня не любил, да с супругом. Ну, и с королем,конечно. Прими рапорт, мой генерал. Я послала человека к Гинкеру. Твоизагадочные коробочки увязаны в мешки, а одна пребывает отдельно. Один из моихверных прохвостов, самый толковый, ждет. Исключительно толковый малый, однаждыподделал вексель Банка Круглой Башни, а это надо уметь… Послушай, я умираю отлюбопытства.

– Пойдем, – сказал Сварог.

В танцевальном зале стояло несколько угловатых мешков, ивозле них ожидающе прохаживался дворянин, тот самый потрепанный и задиристый.Сварог открыл коробочку и сказал:

– Вот это – головоломка. Как по-вашему, что с ней нужноделать?

Дворянин был ронерцем и потому раздумывал не более минуты:

– Тринадцать… Пятнадцать… Ага, вот так… – он довольно ловкостал двигать квадратики грязноватым пальцем. – Нужно их передвинуть так,чтобы цифры стояли по порядку, верно? Не вынимая?

– Совершенно верно, – сказал Сварог. – Вы сейчасотвезете мешки в лавки, где торгуют головоломками. По мешку в лавку.

– Ваша милость, лучше бы сначала выправить патент, это жприличные деньги…

– Это долго?

– За полчаса можно справиться.

– Валяйте, – сказал Сварог. – Можете взять патентна свое имя, мне безразлично. И меня не интересуют вырученные от продажи деньги.

– Благодарю, ваша милость! Прикажете бежать?

– Стоп, – сказал Сварог. – Теперь начинается самоеглавное. – Он выстроил квадратики по порядку, от первого до пятнадцатого,потом поменял местами «15» и «14». – Насколько я знаю, решение задач напремию у вас обставляют так, что сжульничать невозможно? Стряпчий, свидетели…

– Верно, ваша милость.

– Найдите такого стряпчего. Пусть оформит все, какнадлежит, – ну, вам лучше знать… И объявите: тот, кто вернет квадратики впрежнее положение – из этого, именно из этого! – получит тысячу ауреевзолотом. Все поняли? Выполняйте.

Дворянин махнул лакеям, они взвалили брякающие содержимыммешки на плечи, и вся компания скрылась. Сварог самодовольно улыбнулся, гордыйсобой.

Память у него была необычайно цепкая, и в ней, словно врыбацкой сети с мелкими ячейками, застревало превеликое множество самых разныхсведений, случайно прочитанных или услышанных…

Когда в семидесятых годах девятнадцатого века в СШАпридумали эту игрушку, моментально проникшую в Европу, разразилось форменноенациональное бедствие. Играли все – в городах и деревнях, на заседанияхгерманского рейхстага и в лондонском Сити. Хозяева контор и магазиновспециальным приказом запрещали клеркам и продавцам брать в руки «пятнашку» врабочее время. Когда за решение одной из позиций была назначена большая премия,торговцы забывали открывать магазины, крестьяне – кормить скотину и пахать,машинисты – останавливать поезда на станциях. Люди ночами простаивали подуличными фонарями, двигая квадратики.