Это был голос Фабио. Фабио!

Франческа открыла глаза и увидела его лицо. Он склонился над ней, обнимая ее обеими руками: родные, сильные, любимые руки.

– Фабио, – с трудом прошептала Франческа – ее голос охрип от крика, и она поняла, что не может нормально говорить.

– Ческа, что произошло? – спрашивал он, пытаясь заглянуть ей в глаза. – Ты кричала. Ты страшно кричала. Ты напугала Энцо, Ческа. Ческа, посмотри на меня. Расскажи, что случилось.

Перед глазами Франчески все плыло. Лицо Фабио плыло. Она повернула голову, отреагировав на какое-то движение в дверях. Энцо. Он стоял взволнованный с широко распахнутыми глазами и смотрел на свою маму. Его она тоже видела словно в тумане.

И вдруг туман рассеялся. Мысли ожили. Фабио просил рассказать. Она не может рассказать! Она не может сказать своему мужу, что сошла с ума, что слышит голоса в пустой комнате! Она не может рассказать ему, что давно сходит с ума, что он уже много месяцев живет с ней, с сумасшедшей, в одном доме! Она не может ему сказать, что его жена – сумасшедшая.

– Ческа, ты слышишь меня, дорогая? – нежно поглаживая ее по волосам, спросил Фабио.

Ческа высвободилась из его рук: родных, сильных, любимых. Отстранилась. Посмотрела на него жестким, холодным взглядом и произнесла охрипшим от крика голосом:

– Ничего не случилось. Ничего.

Фабио недоверчиво заглянул ей в лицо.

– Но Ческа…

– Все нормально. Со мной все нормально.

– Ты кричала…

– Просто…

Он сделал попытку приблизиться к ней. Она отстранилась с брезгливым выражением лица, как от чего-то мерзкого. Франческа тут же поняла свою ошибку, но было поздно. Она не дала ему дотронуться до нее, потому что считала себя мерзкой, ненормальной, но увидела на его лице… Он все понял неправильно: решил, что ей, Франческе, неприятны его прикосновения.

– Франческа, я хочу помочь, – сказал он.

Ей показалось – холодно сказал. Потом пришла другая мысль. Помочь? Он обо всем догадался! Он понял. Нет, нет, нет, нет, нет – только не это. Она не может его потерять! Надо все исправить.

– Просто… – прохрипела она, дрожа всем телом. – Я просто задремала. Мне приснился страшный сон. Я во сне кричала, понимаешь? Во сне.

Фабио кивнул: спокойно, сдержанно. Поднялся на ноги и подошел к ней.

– Давай я тебе помогу, – сказал он, наклоняясь и протягивая к ней руки, чтобы помочь встать.

– Нет! – не смогла удержаться Франческа и снова отпрянула. – Я сама.

Фабио осторожно сделал шаг назад.

– Все хорошо, – сипло бормотала Франческа, поднимаясь с пола. – Я уже встала. Я пойду в спальню.

Она осторожно обошла его, потом протиснулась в дверях, стараясь не коснуться Энцо и даже не смотреть на сына. Но когда вышла в коридор, все равно подняла голову и встретилась взглядом с глазами Фабио. Сердце Франчески на мгновение остановилось: он еще никогда не смотрел на нее так, как в это мгновенье.

***

– Мама, ты что-то говорила? – послышался детский голос из коридора.

Через секунду в гостиную вошел Павлик.

Ева сидела на диване, подобрав под себя ноги. Только что ее глаза были закрыты, но вошел Павлик, и она тут же их открыла. Встретила его улыбающимся взглядом. Она уже привыкла, что он называл ее мамой. Когда он произнес это в первый раз – так естественно, словно всю жизнь ее так называл, – она почувствовала не умиление, не трогательную радость, нет. Она почувствовала себя очень сильной и поняла, что это ощущение похоже на счастье.

Павлик прошел через гостиную к дивану. По пути подобрал валяющийся на полу мяч. И уже с мячом в руках сел рядом с Евой на диван, прислонившись головой к ее плечу.

– Нет, Павлик, я ничего не говорила. Тебе, наверное, приснилось.

Когда они были вдвоем, она всегда называла его Павликом и разговаривала с ним на его родном языке. Ему уже не нужны были уроки, которые она сама ему давала первое время. По-итальянски он говорил просто замечательно. Да и вообще чувствовал себя в Неаполе как дома. Этот город больше не был для него чужим. Он поступил в специализированную спортивную школу и быстро нашел там друзей. Впрочем, был еще Энцо. Они прекрасно ладили, и, когда Энцо приезжал к бабушке, все время вдвоем куда-то убегали. То, что Энцо старше, Павлика совершенно не беспокоило. К тому же, однажды он заявил: «Энцо старше меня вовсе не на два года, а всего лишь на год и какие-то два месяца».

– Как успехи в школе?

– Нормально, – Павлик засопел. – Если бы не нужно было еще учиться читать и писать – было бы лучше.

– Ну, оттого, что ты будешь уметь читать и писать, а еще считать, ты хуже в футбол играть не станешь, правда? – спросила Ева, потрепав рыжевато-русую голову Павлика.

Мальчик тихо засмеялся и зевнул.

– Не-а, не стану.

– Тогда иди спать.

Ева согнала его с дивана. Босыми ногами Павлик прошлепал по ковру гостиной к двери. Ева заметила оставленный на диване мяч. Улыбнулась. Взяла его в руки.

– Паоло, – окликнула она по-итальянски.

Он обернулся одновременно с тем, как она кинула ему мяч. Но, вместо того чтоб поймать мяч, Павлик подпрыгнул и ударил по нему головой. Мяч отскочил в сторону и, пролетев в нескольких сантиметрах от телевизора, ударился о стену. Потом об пол. И запрыгал, покатился, остановился.

Павлик состроил извиняющуюся мину.

– Не хотел, – виновато улыбнулся он. – Но если я не собираюсь быть вратарем, то руками нельзя.

– А ты не собираешься быть вратарем? – улыбнулась Ева.

– Нет. Я собираюсь быть нападающим, – живо ответил Павлик.

– Почему именно нападающим?

– Потому что я сильно бью и быстро бегаю. – Он задумался и добавил: – Или так: быстро бегаю и сильно бью.

Через секунду его уже в гостиной не было. Только босые пятки в коридоре шлепали по полу, пока не затихли в одной из комнат, где была его спальня.

***

К дому синьоры Ди Анджело подъехал мотоцикл. Почтальон, синьор Пикколо, вынул из сумки письмо для синьоры Ди Анджело и своей обычной нервной и сутулой походкой подошел к двери дома. Позвонил. Дверь ему открыла хозяйка.

– Синьор Пикколо, добрый день, – с обычным для себя радушием улыбнулась ему синьора Мария.

– А уж это кому как, донна Ди Анджело, – едко скривил физиономию почтальон.

Он помахал письмом перед лицом пожилой синьоры, как машут пальцем ребенку, когда грозят наказанием.

– Что вы хотите этим сказать, синьор Пикколо? – взволнованно спросила синьора Мария, по привычке прижимая руку к сердцу.

– А то, что письмецо от сестрицы вашей чужим почерком подписано, – со злорадством заявил он и черные глаза-пуговки с ненавистью вонзились в лицо синьоры Ди Анджело. Было очевидно, что почтальон наслаждается своим мнимым превосходством.