Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мне жаль тебя, – искренне сказал он.
– Жалость, к сожалению, мне доступна, но в очень уж небольших дозах, – продолжала иронизировать Ева.
Видя, что ее внутреннее ликование ничем невозможно унять, Пилигрим тяжело вздохнул. Ева с интересом посмотрела на него прищуренным взглядом.
– Чем заканчиваются те стихи, Пилигрим? Те, что ты читал синьоре Марии.
Он посмотрел в сторону соседского дома и спокойным, даже умиротворенным голосом прочел:
Но голос свыше вдруг позвал меня,
Себя крестом я осенила…
Лишь раздавался хриплый смех, дразня,
И ведьма за порогом выла.
– И ведьма за порогом выла, – задумчиво повторила Ева и пренебрежительно добавила: – Какая глупость!
Потом она уже с совсем другой интонацией, похожей на крадущиеся шаги в темноте, поинтересовалась:
– И чья же это исповедь, Пилигрим?
Но он ей, разумеется, ничего не ответил.
«Желание… Когда ведьма чего-то хочет, она просто берет это. Она ни у кого не спросит: можно ли? Она никогда ни у кого не спрашивает разрешения. Она не задумается о том, что это может принести кому-то вред. Ее желание превыше всего. Она никому не позволит помешать ей. Помеха будет сметена с пути: без колебаний, хладнокровно и безжалостно. Но если что-то или кого-то ей не удастся убрать с дороги… Тогда она просто уничтожит любого. Потому что желание ведьмы – сильнее даже ее самой. Ведьма всегда берет то, что хочет.
Помни только одну простую истину: сметая преграды, делай это осторожно. Иначе преградой на пути к своему желанию можешь стать ты сама. Не допусти этого».
***
– Ты уже все решила?
– Я давно все решила. Зачем ты спрашиваешь?
– Прошло несколько месяцев. Многое теперь иначе, и я думал…
– Ты прав, многое изменилось. Паоло и Энцо подружились. Синьора Ди Анджело искренне привязалась к своей соседке…
– К тебе. Она привязалась к тебе.
– Не перебивай меня, пожалуйста. Я сказала: она привязалась к своей соседке. Франческа…
– Она ничего не помнит. Почему ты по-прежнему не отпускаешь ее волю?
– Ты снова меня перебил. Это входит у тебя в привычку.
– Отпусти ее.
– Я отпущу – она вспомнит. Хоть и не сразу. Я слишком долго ждала. Ты хочешь, чтоб я сама все испортила?
– Мне жаль ее.
– А мне нет.
– Но ведь ты способна на жалость. Ее он тебе оставил.
– Он тут ни при чем. Мне не жаль Франческу, потому что у нее долгие годы было то, чего никогда не было у меня. Пришло время поделиться.
– Ты говоришь о нем, как о вещи.
– Он не вещь. Он – цель. Он – счастье. Он – то, за что я отдала половину своего сердца. Хотя не могу сказать, что жалею об утраченном. Но самое главное, он – то, за что мне придется платить. Дорого. Ты сам сказал мне об этом.
– Об этом должен был сказать тебе не я, а тот, кто сделал тебя такой.
Долгая пауза.
– Он не сказал. Он показал. Я запомнила. Я отдам долг. Я буду отдавать его столько… Мне неизвестно сколько это. Но сначала… Сначала я хочу узнать, что такое человеческое счастье.
Пауза.
– Ты единственная в своем роде ведьма.
– Правда?
– Ведьма всегда жаждет власти над людьми, жаждет бессмертия и вечной молодости, жаждет богатства и удовольствий. А ты… Ты хочешь простого человеческого счастья.
– Ты слишком хорошо обо мне думаешь. Да, я хочу человеческого счастья. Но не простого. Совсем не простого.
– Тебе виднее.
Снова пауза.
– Ответь мне на один вопрос: почему, кроме дьявола, никто больше не предложил мне человеческое счастье? Неужели это так много?
– Ты захотела чужое счастье.
– А мое – оно было мне уготовано? Скажешь «да» – и я поверю.
Затянувшееся молчание.
– Мне нечего тебе сказать.
***
Италия. Маранелло.
Второй пилот итальянской команды Дэвид Оуэн внешне был типичным британцем: тонкий рот, нос с горбинкой, рыжеватые брови и такие же волосы. Светло-голубые глаза оглядывали столпотворение в зале из-под бесцветных ресниц с очевидным унынием. В прошлом году по итогам гонок он был вторым – полшага ему не хватило тогда до чемпионства. Именно на него ставили в этом году автомобильные боссы. Но все карты ему спутал феномен под названием «Росси». Дэвид же всего лишь вошел в пятерку лучших. Что, правда, позволило их команде победить в командном зачете. Единственный раз Дэвиду удалось буквально на последнем круге обойти Фабио на трассе и прийти первым. Случилось это, как ни странно, на Гран-при Великобритании. «Британец Дэвид Оуэн выиграл единственную гонку этого чемпионата, которая проходила в Великобритании» – звучит славно. В Англии Росси пришел вторым, но это не помешало ему стать чемпионом.
Дэвид Оуэн огляделся. Всюду мельтешила одна и та же эмблема – гарцующий жеребец. Дэвид вздохнул. Да, на этом чествовании он ощущал себя тем самым парнем, который случайно ошибся вечеринкой. Поэтому, когда к нему вдруг подошла миловидная девушка и на превосходном английском языке сказала, что его победа в Британии ее впечатлила, и что она отлично помнит прошлогодний чемпионат и считает его, Оуэна, гонщиком экстракласса, Дэвид несколько приободрился.
– У всех бывают неудачные периоды. Даже у таких высококлассных пилотов, как вы, Дэвид. Знаете, что мне кажется? Я просто уверена, что в следующем году главный приз достанется именно вам.
Девушку звали Ева. Она была уверенной в себе голубоглазой красавицей, а ее слова звучали не как лесть, а как обещание. Но уныние Дэвида еще не совсем рассеялось.
– Вы так думаете? – с сомнением спросил он, потягивая виски. – А мне кажется, что здесь никто не горит желанием брать меня в обойму еще раз. У меня, видите ли, закончился контракт, а на мое место уже созрело одно молодое дарование.
Она засмеялась.
– Вы сгущаете краски! А я вам советую пересесть в болид одной из английских команд. Вам должно повезти, – еще более уверенным голосом заявила Ева, улыбнувшись ему так, будто она знает что-то такое, чего не знает он.
Поверить? Что он там слышал о женской интуиции? Дэвид Оуэн продолжал пить виски, а настроение Дэвида Оуэна продолжало ползти по температурной шкале вверх.
– В английский? Думаете? – переспросил он.
– Уверена, – ответила девушка, сделав маленький глоток из своего бокала. Кажется, она предпочитала мартини.