Я поморщился, он чересчур уж упивается победой, говоритдобивающими фразами, морталити, видите ли, прямо щас вырвет мое сердце ипомчится вприпрыжку вокруг стола.

– Экстремисты, – проговорил я. – Они вездеесть. Даже здесь. Нет-нет, я не указываю на вас пальцем. Зачем, когда все и такэто знают?.. Я все еще не вижу угрозы. Не придуманной, а реальной. Знаете ли,время от времени чуть ли не каждая область начинает бурчать, что налоги в Центридут чересчур большие, а некоторые намекают, а то и требуют, чтобы на местныенужды оставлять больше. При чем тут кобызы? В Иркутской области ни одногокобыза нет, но они уже пятый год лоббируют всюду идею самостоятельности, чуть лине автономии Иркутской области! Еще чуть – и договорятся о провозглашенииИркутской республики!

Он смотрел со странным выражением.

– Господин президент, я вас не понимаю. Вас этовеселит? По-моему, плакать надо.

Я сказал с неудовольствием:

– Не надо плакать, глаз не хватит. Все мы люди, дажеполитики, всех нас заносит… не только к чужим бабам. Все выровняется, ВсеволодЛагунович. И насчет Иркутской республики только треп, и насчет автономии длякобызов. Все мы желаем большего, чем получаем. То же самое получится и укобызов. Возможно, им хотелось бы вообще империю кобызов, что попирала бымелкие США, Россию, Европу, но… желать не вредно.

Он смотрел неотрывно.

– Господин президент, это не только желание. Это –действие.

– Пока только слова, – ответил я устало. –Несколько горячих голов из молодежи…

– Аятолла не молод!

– Аятоллу, по-моему, просто занесло. Вообще откуда уних аятолла? Так, какой-то самозванец. Работает на публику, взрослых людей надурость подбить трудно, а молодежь охотно пойдет строить Великую Кобызию.

– Великий Кобызстан, – вставил Павлов. Подумав,сказал нерешительно: – По-моему, я уже на днях где-то слышал это…

Карашахин посмотрел на меня победно, я поморщился:

– Глеб Борисович, и вы этот, как его, что в мартовскиеиды?.. Ладно, понимаю, я должен побывать там лично. Ничего пока решать небудем. Ни слова, ни полслова! Я должен все увидеть сам.

Они смотрели в удивлении, я сам удивился своему внезапномурешению, время президентов расписано вперед на месяцы, каждый визит тщательноготовится, даже если президент изволит всего лишь посетить детский приют илишколу, в которой учился. Секретная служба заранее проверяет не только самоместо на предмет мин, но и прочесывает округу, убирая подозрительных и нежелательных,рассаживает на крышах снайперов, а среди встречающего народа половина всегда изсотрудников охраны.

Павлов спросил осторожно:

– Найти место в следующем месяце?.. Это трудно, однако…

– Нет, – ответил я. – Месяц только начался.Подбери на этой же неделе. А еще лучше завтра-послезавтра.

Он ахнул:

– Господин президент! Это же сколько встреч придетсяотменить!

– Не отменяй, – предложил я, – простоперенеси.

– А как раздвинуть сутки, – спросил он, –чтобы не двадцать четыре часа, а хотя бы тридцать шесть?.. Может быть, к концумесяца?

– Нет, – отрезал я. – Там, в самом деле,недобрые силы нагнетают обстановку. Я должен побывать там лично. Я всегданаходил общий язык даже с самыми упрямыми студентами. Мне обычно удавалосьубедить, доказать, переубедить…

Окунев сказал тихонько:

– Перевербовать. Вот как меня.

– Перевербовать, – отмахнулся я. – Пусть так.Это же не заставить, верно?.. Перевербовать – это на пальцах доказатьпреимущество того, что видно пока не так явно.

Конечно, это дурь – лететь куда-то, чтобы увидеть своимиглазами. Это было важно в древние и средние века, когда не существовало ещедостоверных карт, а путешественники бессовестно врали про встречи с одноглазымивеликанами в поднебесных горах. Можно бы принять и великанов, но год спустя втех краях оказывался другой бродяга, которых рассказывал про одноногих карликовс тремя глазами на лбу, что живут на равнине, плоской как выструганный стол.Хуже того, третий путешественник важно повествовал про бескрайнее море в техсамых широтах, никаких великанов или карликов – одни дивные русалки…

Когда появились фотоаппараты, отпала необходимость умнымлюдям ездить в дальние страны: фотоснимки – это не рисунки, где можнонамалевать черт знает что! Затем эпоха кино, пошли кинорепортажи о дальнихстранах и народах, появилась цветная пленка, изобрели телевидение с егорепортажами с мест… зачем куда-то таскать свои задницы? Включи ящик и смотри!Или купи на кассетах, лазерных дисках, на флешах или зипах красочныефильмы-энциклопедии. Можно смотреть телеканал новостей, посвященный толькоэтому региону. А у президента возможностей незримо бывать везде и все видеть ислышать – неизмеримо больше, чем у простого смертного!

И все-таки я по старинке спустился по ступенькам, охранникраспахнул дверцу лимузина, рядом еще три точно таких же и с идентичныминомерами, как обычно, пойдут каруселью, чтобы возможный террорист не вычислил,какой именно подбивать из гранатомета… хотя мой автомобиль можно толькокрылатой ракетой, да и то лишь поцарапать, в дороге я переговорил по сверхзасекреченнойлинии с Сигуранцевым, Громовым, Новодворским, с Карашахиным говорить непришлось, сидит рядом, помалкивает, а Крамар занял место рядом с шофером, бдит,готовый и в автомобиле закрывать меня своим телом.

Узнав, что поездка продлится всего несколько часов,напросился Новодворский, у него как раз окно в расписании, я указал на другуюмашину:

– Если Крамар разрешит…

– Еще как разрешит! – ответил Новодворскийжизнерадостно. – У нас с ним полное взаимопонимание.

Я ощутил укол, Новодворский явно намекает, что ему сидеть вмоем кресле через полгода, Крамар это понимает и уже относится к Новодворскому,как к будущему президенту.

– Ну так и нет проблем, – только и нашелся яответить.

Новодворский улыбнулся и сел в машину. Мне показалось, что,несмотря на свой вес, бронированный лимузин слегка осел на одну сторону.

Все три машины выметнулись из-под низкой арки ворот,понеслись, набирая скорость. Далеко впереди мчатся с мигалками, перекрываядорогу, в России президенты не стоят в пробках.

Я рассеянно посматривал в окно, мысленно просматривал дела ивстречи, что пришлось передвинуть, затем обратил внимание, что Геннадий, мойбессменный шофер, просто кипит от ярости. Другой бы не заметил, даже Сигуранцевне видит, но я хорошо знаю Гену…

– Геннадий, – сказал я проникновенно, – двумяруками надо!

Он откликнулся:

– А кто ж машину тогда поведет?

– Что случилось? – спросил я благодушно. –Сын решил жениться на демократке?