Дверь распахнулась, вышел человек, мое сердце болезненнодернулось. Черт, неужели я так падок на все иноземное? Сейчас – на восточное?Верховный муфтий Кобызстана выглядит… нет, не султаном, но мудрым визирем присултане, что мудро и отечески правит властью султана, с любовью и нежностьюоглядывает огромную страну, видит ее такой, какая она есть, но любит ее истарается, чтобы она стала добрее, чище, богаче, радостнее и счастливее.

Красивая зеленая чалма из переливающейся материи, по форменапоминает верх минарета, умное продолговатое лицо, сухощавое, вовсе не нашираскормленные рылы патриархов, что проповедуют пост, а сами лопаются отпереполняющего их хари жира, едва ходят, кабаны с заплывшими глазками, а уэтого глаза крупные, ясные, смотрят отечески мудро, внимательно. Оченьинтеллигентное лицо, я бы сказал – чеховское, что-то в нем от тех тонкочувствующих и ранимых чеховских интеллигентов. Даже бородка чисто чеховская, иснова – глаза, сочувствующие, понимающие, на лице готовность выслушать и тут жепомочь…

Одет как католический пастор: черная сутана, ослепительнобелый воротничок, но на плечи наброшен яркий цветной халат без рукавов,расписанный не цветами, в исламе это запрещено, но дивными геометрическимиузорами, сразу напомнившими мне волшебные картинки в детском калейдоскопе.

Он спустился по ступенькам, мы молча смотрели, как онпересекает зеленую лужайку, вышел за калитку и первым протянул мне руку:

– Приветствую, господин президент, в ваших краях!

Умно, мелькнула мысль, хоть он и первым протянул мне руку,как старший младшему, а восточные люди к этому чувствительны, сразу все заметяти раззвонят во всему Кобызстану, но зато сказал не «в наших краях», а в«ваших», подчеркивая, что я прибыл не к ним, кобызам, а к себе, что я президентне только русских, а их президент тоже…

– Спасибо, – поблагодарил я. – Рад оказатьсяв таком благословенном крае. Честно говоря, не ожидал такого расцвета. Простосчастлив такое увидеть.

Новодворский добавил громко:

– У вас не село, а просто курорт!

Муфтий медленно наклонил голову, смеялись уже не толькоглаза, все лицо излучало восточную радость, гостеприимство, счастье при видепрезидента страны, можно сказать, шаха, а то и самого падишаха.

– Спасибо, господин президент, – ответил онзвучным сильным голосом, я уловил глубоко упрятанную металлическую нотку,словно далеко-далеко щелкнувший затвор, – мы очень трудолюбивый народ! Икогда есть возможность работать, мы работаем не покладая рук. За что огромнаяблагодарность бесконечно доброму русскому народу.

– За то, – уточнил я, – что работаете?

– Что у нас есть возможность работать, – пояснилон легко, – без помех! Впервые мы встретили народ, что принял нас иобогрел…

– Вы хороший народ, – возразил я. – Мы рады,что вы стали нашими соседями!

Он снова протянул мне руку, за моей спиной кто-то ахнул оттакого неслыханного нарушения протокола, но я понимал муфтия, он никакая невласть в общепонимаемом смысле, а разве что в той же мере, как обладаютвлиянием писатели, композиторы, певцы, проповедники.

Мы пожали друг другу пальцы, муфтий улыбался, все ещеизучает меня, от глаз побежали веселые лучики, но в глубине зрачков крохотныеискорки, отражаются на лезвии обнаженного клинка. Это не Христос, это кобызскийМоисей, что вывел свой народ из узбекской неволи, а на новой земле воспрянувшийдухом народ готов когтями и зубами отстаивать свое…

Лишь бы не автоматами Калашникова, мелькнуло у меня. Мы всееще трясли друг другу руки, как из собирающейся толпы вышла женщина. В руках нихлеба с солью, ни рушников, кобызы не снисходят до чужих ритуалов, я спервавидел ее только краем глаза, но она подошла к нам, муфтий смотрел на нее черезмое плечо со вниманием, я наконец выпустил его руку.

– Здравствуйте, господин президент! – сказала она.

– А вам здравствовать, – ответил я, – ипроцветать…

Против воли я засмотрелся на эту сильную, полную жизниженщину, так непохожую на привычных нам крестьянок, колхозниц, а теперь простонеизвестно кого, живущих в заброшенных селах. Эта стоит прямо и смотрит на меняоткрыто, уверенная и крепко стоящая на земле, уже кобызской земле, темное отсолнечного загара лицо почти без морщин, хотя ей далеко за пятьдесят, лицоширокоскулое, нестандартное, но такие лица уже начинают входить в моду, в нихсвоеобразная красота, как и в этих живых и прямо смотрящих чуть раскосых глазахцвета поспевших желудей. Черные с проседью волосы выбиваются из-поднаброшенного на голову платка, волосы можно обнажать только в доме, но и таквидно, что волосы крепкие, длинные, здоровые, им не нужны никакиеподдерживающие, питающие и укрепляющие шампуни, втирания и прочая дрянь длягальванизации вымирающих.

Охватил я единым взглядом и всю ее сильную здоровую фигуру,из-под достаточно длинного платья выглядывают только лодыжки, отполированныесолнцем до блеска покрытого дорогим лаком дерева ценных пород.

Она заговорила, у меня мороз побежал по шкуре, столько в ееголосе прозвучало силы, уверенности и трагической мощи:

– Господин президент русского народа!.. Примите от насземной поклон за доброту и щедрость русских, за бескорыстие, за помощь, которуюоказывали нам после переселения на каждом шагу!.. Мы в Узбекистане никогда невидели столько помощи… мы там вообще не встречали помощи, а здесь нас приняликак своих, нет предела нашей благодарности!

Я в смущении развел руками:

– Спасибо за теплые слова. По возвращении передам…своему народу.

Она продолжала тем же звучным сильным голосом:

– Господин президент, у нас есть и просьба к вам, ибовы и наш президент, верно?

– Верно, – ответил я. – Я рад, что вы это ещепомните.

Постарался, чтобы это прозвучало шуткой, просто шуткой, алегкое предостережение в ней отыщут потом, при тщательном анализе президентскойречи, наши слова всегда подвергают строжайшей прогонке через все фильтры,подсчитывают количество одинаковых слов, сравнивают интонацию, ударения,оттенки, ищут намеки.

Женщина широко улыбнулась, глаза смеялись, но у меняосталось странное ощущение, что она мгновенно уловила все, что я хотел сказать,оценила и уже готова ответить именно так, как надо ответить.

– Господин президент, – сказала она чарующе, –вы, как глава страны, сильны подданными, что ее населяют. А подданные тогдасильны, когда развиваются свободно, когда для них не ставят рамок. Мы ужевстали на ноги, мы сами ухаживаем за своими полями и стадами, сами строим своидома, платим налоги, а Россия крепнет и богатеет также и нашими усилиями…

Я наклонил голову:

– Золотые слова. Все верно.

– Но мы станем богаче и сильнее, – говорила онагромко, – если сможем изучать свой язык в школах…