В Питере хватит других залов, где выступают бравыерок-команды. Есть и гораздо лучше оборудованные, но здесь как-то особенноуютно. Возможно, именно за это и ценят «Ракету» не только рокеры. Здесь негнушаются выступать различные этноколлективы, ансамбли экзотик-музыки, джазистыи блюзовики и даже оркестры, играющие исключительно классическую музыку.

Не могу сказать, что зал был переполнен, напротив, немалооставалось и пустых мест, но те, кто пришел, терпеливо ждали обещанноговыступления. Я рассматривала собравшуюся публику. Вокруг привычная кожа, взаклепках и без, яркие майки со страшными перекошенными рожами всяких монстров.У многих волосы собраны в хвост или косичку, многие по привычке носят и серьгу.Все как десять-пятнадцать лет назад. И лица какие-то знакомые вокруг.

Герт по-прежнему молчал рядом, не мешая мне думать о своем,в разговоры с другими также не вступал. Кивнул кому-то, кому-то махнул ручкой,а сам сидел возле меня как приклеенный. И даже свое любимое пиво не глотал.Неужели опять решил нацепить маску благовоспитанного господина?

Наконец-то началось. Выступал молодой парень с зачесанныминазад длинными русыми волосами. Он почти ничего и не сказал, просто придвинулсяк микрофону и стал петь. В зале постепенно стихло, слушали его внимательно.

Не так уж и плохо, как можно было представить. Временамисильно смахивало на припевки раннего Шевчука, местами было похоже намрачноватые панковские тексты Ника Рок-н-ролла, иногда до боли знакомопрорезался Майк Науменко, а интонации напоминали Полковника Хрынова. Похоже ина того, и на другого, и на третьего. Но все же парнишка был многообещающим.Пара песен вообще звучала очень самобытно. Если он отойдет от подражания, то современем из него получится отличный бард.

— Как тебе? — спросил Герт во время перерыва, когдаместная молодая команда «Light touch» [18] начала настраиватьсвои инструменты.

— Ничего, — откликнулась я. — Иногда, правда,слишком напоминает других, но вообще ничего.

— Из парня может получиться толк, — увереннозаявил Герт. — Я бы и сам у него пару текстов взял для группы, да боюсь,Самопал развыступается.

— Идея неплохая, — поддержала я его. — Аможет, он все-таки согласится?

— Мы бы и клипец неплохой могли забацать. — Идея,похоже, захватила неуемного рокера целиком. — А Самопал ведь тоже где-тоздесь должен быть, пойти поискать разве. Заодно и пивка прихватить.

— Иди, чего уж там, — не стала я его удерживать, —а то я сижу и гадаю, как это ты здесь и без пива. Мне тоже захвати.

— Отлично, солнце мое. — Герт трепанул меня запрядь волос и испарился.

Я тоже решила немного прогуляться, развеяться. Парни насцене что-то подозрительно долго возились, и неизвестно еще, сколько будутнастраиваться. Спустившись к самой сцене, я направилась к выходу, ноостановилась. В нескольких шагах от меня роскошная модель нордвиндского домаДиана кокетничала с каким-то парнем. Ее-то каким ветром сюда занесло? А Диана,казалось, совсем и не старалась привлечь к себе внимание.

Обычная кожаная куртка, обычные джинсы и темная рубашка.Волосы собраны в пучок и аккуратно заколоты. Никакого сверхъестественногомакияжа, так, легкие штрихи. И держалась она просто. Кивала, улыбалась, о чем-тоспрашивала. Моему любопытству не было предела, сейчас уже не до приличий, япросто хочу знать, что она здесь делает. А кроме того, Пошехонцев говорил, чтоона согласилась на интервью, а я как раз журналистка этой самой газеты…

— Добрый вечер, — я старалась держаться вежливо инесколько суховато. — Журналистка газеты «Вечерние новости» Леда.Позвольте задать вам несколько вопросов?

— Вообще-то, — начал молодой парень, с которымДиана разговаривала, — мы тут отдыхаем.

— Это не займет много времени, — отмахнулась я отнего.

— Спрашивайте. — Диана спокойно смотрела на меня.

Мне вдруг представилось, как она стоит посреди огромнойроскошной комнаты, сжимая точеными белыми руками красивую вазу необычной формы,лаская холеными пальцами ее вытянутое горлышко. Она улыбается. И порочнаяполуулыбка меняет ее лицо, которое становится отталкивающим. Она подносит вазук себе поближе, словно пытаясь найти секрет в ее безупречных линиях.

И вдруг будто взрыв, от которого во все стороны разлетаютсятысячи острых осколков, — догадка: она ее получит. Она непременнозавладеет этой вазой, потому что они созданы друг для друга — совершеннаячистая и совершенная порочная красота. Тайна предмета и тайна человека. Онисоединятся вместе, дополнят и продолжат друг друга, как черное дополняет белое,а ночь является продолжением дня. Но разгадка тайны не принесет никому нипокоя, ни радости. Ведь разгадка всегда похожа на прочитанную книгу, открытуюшкатулку, разбитую вазу…

Я смотрела на безмятежное лицо красавицы, которая привыклаполучать все, что пожелает. У меня не было никаких сомнений в том, что рано илипоздно она ее получит.

Он всегда верил в то, что добро победит.

Жизнь упорно приносила разочарования и на каждом шагуубеждала его в обратном, но он все-таки продолжал верить, что злодей всегдаполучит по заслугам, а справедливость восторжествует.

Ему самому слишком мало нужно было от жизни. Он прекрасноуживался среди старых, но дорогих ему вещей и не собирался менять их на модныеи роскошные. Привычный и устоявшийся быт, привычное непонимание окружающих. Онкак-то смирился с этим, сжился со своим одиночеством, хотя иногда хотелосьзавыть и разнести вдребезги этот застывший, покрытый пылью забвения мирок. Онслишком долго искал родственную душу, но не мог ее найти.

Дважды ему казалось, что он встретил такую женщину. Ту,которая способна понять его, но дважды это приносило лишь горькоеразочарование. Он стал осторожен, закрылся и никого не пускал в свою душу. Акогда становилось невмоготу, он ехал в бордель на Станюковича и заказывалЛарису или Зибо [19]. Девушки охотно шли к молчаливомучеловеку, который щедро платил, но был неразговорчив. За время встречи он едвапроизносил десяток слов. Пышнотелая белокурая Лариса не обращала внимания напричуды клиента, а маленькая таджичка Зибо с большими темными губами и пушкомнад верхней губой даже по-своему жалела его.

Однажды он подарил ей маленькую изящную статуэтку обнаженнойженщины, которая держала над головой покрывало. «Она почти такая же, как ты,Зибо, — сказал он ей, — такая же красивая». Девушка рассматривалаизящные линии маленького тела, осторожно гладила статуэтку. «Она будет моимталисманом, — проговорила чуть глуховатым голосом, — я никогда с нейне расстанусь». Да, маленькая таджичка понимала его лучше других, но емухотелось встретить женщину, с которой он уже не пожелал бы расставаться.