– Пожалуй, и впрямь везение… – согласилсяСмолин. – Значит, актер…

– Дрянноватый. Но самомнения и апломба – хоть отбавляй.Женат в четвертый раз, по отработанной методике: очаровывает очереднуюсмазливую юную дурочку из молодого театрального пополнения, а лет черезнесколько от нее отделывается. Несколько раз пытался зацепиться в столице, ноникого не заинтересовал – говорю тебе, одна фактура… В жизни бы не подумал, чтоу тебя могут с ним быть какие-то дела.

– По-всякому поворачивается, бывает… – сказалСмолин. – Расскажу как-нибудь, история не особо потаенная, но пока что изсуеверия не будем углубляться в детали… – он поднялся. – Пора мне, даи у тебя наверняка дел куча…

– Если понадобится помощь…

– Мне она пока что в жизни не понадобилась, –сказал Смолин без всякой бравады, просто констатируя факт. – Ты ж знаешьмои принципы на этот счет. Помощь – это то, к чему прибегаешь, когда не можешьсправиться сам. Пока что – тьфу-тьфу, таких ситуаций не бывало…

Шевалье улыбчиво прищурился:

– А как насчет содействия?

– Вот это – другое дело, – сказал Смолин. –Содействие никогда лишним не бывает… но и к нему предпочитаю прибегать лишь вслучае крайней необходимости.

– Экзистенциалист ты наш…

– Ну, что поделать, – сказал Смолин,ухмыляясь. – Господи, я был когда-то разочарован… Я-то думал по молодостилет, что сам эту жизненную философию изобрел: стисни зубы и держись, когда весьмир идет на тебя войной… А потом оказалось, что это давным-давно известно подкрасивым названием «экзистенциализм», и новизны тут нет ни капли… Всего тебехорошего. Я обязательно приду, если что, в конце концов, я не застенчивый…

Он кивнул, вышел и неторопливо пошел по длинному коридору сполудюжиной дверей справа и слева – из-за одной слышался ожесточенный лязгстали, из-за другой долетали воинственные вопли, в третьей (она былаприоткрыта) тусовался табунок девочек – эльфов в зеленых вычурных нарядах –ага, опять собираются разыгрывать в прилегающей тайге нечто фантазийное…

Туманное предостережение Шевалье его не особеннозаинтересовало: именно в силу туманности. Он и мысли не допускал, что Шевальеутаивал от него какие-то подробности – не тот человек, считайте, три десяткалет знакомы, пуда соли не съели, но отношения близки к дружеским, а это в нашициничные времена кое-что да значит…

Тут, должно быть, другое. Смолин и сам прекрасно знал, какэто иногда бывает: кто-то из твоих старых знакомых вдруг с налетомтаинственности заявляет: «Старик, ты уж осторожнее, не суй хвост в мясорубку,бога ради, улицу переходи только на зеленый, и вообще…» Деталей он не приводит,потому что и сам их не знает. Просто-напросто что-то такое в воздухе носилось,на горизонте маячило…

Что характерно, подобные туманные предостережения поройоказываются как нельзя более кстати – но чаще всего оказываются пустышками.Дерганая у нас у всех жизнь, ремесло нервное, вот и случается иногда…сигнализация срабатывает.

Выйдя на улицу, Смолин направился было к машине, но черезпару шагов резко повернулся и пошел к газетному киоску – усмотрел свежий номер«Губернских ведомостей» с их характерным зелено-белым оформлением. А вставперед стеклянной витринкой, сразу углядел и красный заголовок на первойстранице: «ЖАНДАРМСКИЙ СЛЕД В ШАНТАРСКЕ!»

Незамедлительно купив газету, в машине вдумчиво прочиталстатью на третьей странице, декорированную тремя фотографиями. На одной былапокосившаяся избушка (как он и оговаривал, табличка с названием улицы и номеромдома в кадр не попала). На второй красовался господин Дегтяренко, самодовольныйи вальяжный, державший перед собой увесистый бронзовый раритет, на третьей –сам раритет крупным планом, так что историческая надпись прекрасно читалась.

Статья его, в общем, вполне устраивала. Конечно, она быланаписана в модном ныне бульварном стиле, конечно, Инга допустила с полдюжиныляпов (жандармерия и охранное отделение – сугубо разные конторы, и так далее, итак далее). Однако его приятно порадовало другое: девочка старательно выполнилауговор, все его требования и нюансы учла – а значит, первое испытаниевыдержала, с ней вполне можно было иметь дело. Что вовсе не означало полногодоверия – рановато…

Он бросил газету на пассажирское сиденье, достал телефон.

– Да?

– Инга, вы прелесть, – сказал Смолин. – Я какраз читаю газету. Прекрасно. Просто прекрасно. И сенсация есть, и ни одинантиквар морального ущерба не понес…

– Я же обещала. Да, а статью у меня, кажется, в Москвуберут перепечатывать…

– Поздравляю, – сказал Смолин.

– Значит, со мной можно дружить?

– Ах, как хотелось бы поймать вас на слове…

– А вы поймайте. Вы же мне обещали много еще показать ирассказать…

– В ближайшее же время… – сказал Смолин. –Черт… Простите, меня опять выдергивают… Я вам обязательно позвоню, в самомскором времени, еще раз спасибо, вы своей очаровательной персоной прямо-такиреабилитируете массу журналюг…

Он нажал кнопочку, схватил с сиденья второй мобильник – тами в самом деле высветился Шварц, так что дело было и впрямь серьезное.

– И что? – спросил Смолин.

– Явились. Оба, с багажом…

– Понял, жму…

Вывернув на улицу, он еще раз мельком глянул на газету сфотографиями и ухмыльнулся. Все было в ажуре, в совершеннейшем. Избушка накурьих ножках была снята внаем у хозяина (взаправдашнего алкаша) всего нанеделю – разумеется, без писаных договоров, без каких бы то ни было бумаг.Старый «целинник» перестал существовать как персонаж сразу, едва они уехали – аобе медали вернулись в магазин. Лично Смолин столичному гостю ничего непредлагал и за подлинность раритета ни единым словом не ручался – он всего лишьдобросовестно навел любителя жандармских реликвий на нужный адрес, и не еговина, если что-то оказалось не так: москвич давно вышел из детского возраста,сам принимает решения, коли уж мнит себя сугубым знатоком… В общем, смело можносказать, что прошло гладко. В случае чего будет молчать в тряпочку, опасаясьплюхи по самолюбию. Из-за таких предметов и таких сумм никто никогда непосылает ораву серьезных мальчиков с бесшумными пистолетами – да и шпану сосвинчатками тоже не пускают по следу. Поматерится и будет объезжать Шантарскдесятой дорогой, вот и всё… Бывали прецеденты.

Гоша демонстрировал супружеской паре средних лет граммофон влакированном ящике, ничего не утверждая точно, но создавая у парочки (на вид –приезжие, туристы, сто процентов) убеждение, что они могут за смешные деньгиприкупить редкость несказанную. Супруги, судя по виду, вскоре должны были этойиллюзией проникнуться и расстаться с некоторым количеством тыщонок…

В другом углу длинного стеклянного прилавка шепоткомлюбезничал с Маришкой Костя Бажанов из Манска – живописец из глубинки,очередной непризнанный гений (а впрочем, его странноватые работы покупалиохотно, так что Смолин его приваживал на всякий случай, чем черт не шутит,порой художники входят в моду резко, и повезет тому, кто улучит момент).