На третий день, после очередной репетиции, Элиза заехала кнему домой, в небольшой флигель, что притаился в старом, тихом переулке.Предлог для визита был почтенный: Эраст предложил ей выбрать для роли кимоно,веера и еще какие-нибудь японские вещицы, которых у него дома видимо-невидимо.Ничего такого она и в голове не держала, честное слово. Ей просто былолюбопытно посмотреть, как живет этот загадочный человек. Дом может очень многоерассказать о своем обитателе.

И дом действительно многое поведал об Эрасте Петровиче –даже слишком, во всем сразу и не разберешься.

Повсюду идеальный, можно сказать, неживой порядок, как этобывает у застарелых, педантичных холостяков. Следов постоянного женскогообитания никаких, но кое-где острому взгляду Элизы попались штучки, оченьпохожие на кипсейки прошлых увлечений: миниатюрка юной блондиночки в глубинекнижного шкафа; изящный гребешок, какие были в моде лет двадцать назад;маленькая белая перчатка, будто случайно забытая под зеркалом. Что ж, он прожилжизнь не монахом, это нормально.

Неловких пауз не возникало. Во-первых, в обществе этогомужчины ничуть не тягостно было и помолчать – Эраст Петрович фантастическивладел трудным искусством паузы: просто смотрит на тебя, и уже не заскучаешь. Аво-вторых, в доме было столько интересного, обо всем хотелось расспросить, и онохотно начинал рассказывать, после чего беседа дальше шла сама, в любомнаправлении.

Элиза чувствовала себя в полной безопасности – даже наедине,в пустом доме, джентльмен вроде Фандорина ничего неподобающего себе непозволит. Не учла она лишь одного: умные разговоры с умным мужчиной всегдадействовали на нее возбуждающе.

Как же всё вышло?

Началось с абсолютно невинной вещи. Она стала разглядыватьгравюры, спросила про диковинное существо: лисицу в кимоно, с высокой дамскойпрической.

Это кицунэ, японский оборотень, объяснил Фандорин.Коварнейшее создание. Она сказала, что кицунэ ужасно похожа на КсантиппуЛисицкую и позволила себе несколько уничижительных замечаний по поводу сеймалоприятной особы.

– Вы говорите о г-госпоже Лисицкой с ожесточением, – покачалон головой. – Она ваш враг?

– А вы разве не видите? Эта злобная, мелочная тварь меняпросто ненавидит!

И тут он произнес маленькую речь, каких за эти три дня онаслышала уже несколько и, хоть иронически называла их про себя «проповедями»,успела к ним привыкнуть, даже полюбить. Возможно, в них и заключалась главнаяпрелесть общения с «путешественником».

– Никогда не делайте этой ошибки, – сказал Фандорин с оченьсерьезным видом. – Не принижайте своих врагов, не обзывайте их оскорбительнымисловами, не изображайте их ничтожными. Тем самым вы принижаете себя. Что высобою п-представляете сами, если имеете столь презренного противника? Если выуважаете себя, вы не станете враждовать с тем, кто не достоин уважения. Небудете же вы, если вас облаяла дворняжка, вставать на четвереньки и г-гавкатьна нее в ответ. Кроме того, когда враг знает, что вы относитесь к нему суважением, он отвечает вам тем же. Это не означает п-примирения, но помогаетизбегать в борьбе подлостей, и к тому же дает возможность закончить войну неистреблением, а миром.

Он был дивно хорош, когда нес эту очаровательную околесицу.

– Вы настоящий интеллигент, – с улыбкой молвила Элиза. – Ясначала приняла вас за аристократа, а вы классический интеллигент.

Фандорин тут же разразился филиппикой в адрес интеллигенции– он сегодня был непривычно разговорчив. Наверное, так на него действовала ееблизость. Хотя не исключено и другое (это Элиза уже потом додумалась). Какчеловек умный и знаток психологии, Эраст Петрович мог заметить, сколь сильнодействуют на слушательницу его «проповеди», и сполна воспользовался этиморужием. Ах, она так и не научилась его понимать!

Орация, на которой Элиза окончательно растаяла, быласледующая:

– Я не считаю это комплиментом! – горячо заговорил Фандорин.– «Классический интеллигент» – существо для России вредное, даже г-губительное!Сословие вроде бы симпатичное, но обладает роковым недостатком, который такверно подметил и высмеял Чехов. Интеллигент умеет достойно переносить невзгоды,умеет сохранять благородство при поражении. Но он совершенно не умеет побеждатьв борьбе с хамом и мерзавцем, которые у нас так многочисленны и сильны. До техпор, пока интеллигентское сословие не научится д-драться за свои идеалы, ничегопутного в России не будет! Но когда я говорю «драться», я не имею в виду дракупо правилам хама и мерзавца. Иначе сам станешь таким же, как они. Это должнабыть драка по своим правилам, правилам б-благородного человека! Принятосчитать, что Зло сильнее Добра, потому что не ограничивает себя в приемах –ставит подножку, бьет из-за угла или ниже пояса, нападает вдесятером на одного.Поэтому, борясь со Злом по правилам, победить якобы невозможно. Но подобныеразговоры происходят от г-глупости и, простите, импотенции. Интеллигенция –сословие мыслящее, в этом его мощь. Если оно проиграет, то из-за того, чтоплохо воспользовалось своим главным оружием, интеллектом. Довольно приложитьинтеллект, и станет ясно, что у благородного человека арсенал гораздо мощнее, аброня неуязвимей, чем у самых ловких махинаторов из охранки или у революционныхвождей, что посылают на смерть альтруистических мальчиков. Вы спросите, в чемсостоит арсенал и б-броня благородного человека, не опускающегося до низменныхсредств борьбы..?

Ни о чем подобном Элиза спрашивать не собиралась. Волнение,с которым говорил Эраст Петрович, тембр его голоса действовали на нее мощнеелюбого афродизиака. В конце концов она перестала противиться растекающейся потелу слабости, прикрыла глаза и сама, первая, с тихим вздохом положила руку емуна колено. В чем арсенал и броня благородного человека, Элиза так и не узнала.Фандорин умолк не докончив фразы и, разумеется, притянул ее к себе.

Дальнейшее, как это происходило с нею в подобных случаях,запомнилось обрывками и отдельными образами – скорей, осязательными иобонятельными, нежели зрительными. Мир любви волшебен. В нем становишься совсеминым существом, делаешь невообразимые вещи и нисколько их не стесняешься. Времяменяет темп, разум милосердно отключается, звучит неизъяснимо прекраснаямузыка, и чувствуешь себя античной богиней, парящей на облаке.